Дети века - Кнут Гамсун Страница 8

Он один раз спросил, кто иностранец и не получил ответа. Теперь он уже не задает такого вопроса; ответ придет сам собой.

– Что касается поездки, так я ничего не знаю о ней, – говорит один из матросов.

– Он пошел вверх по реке, – прибавляет другой.

Пауза. Удивительно продолжительна и многозначительна эта пауза. Ларс еще раз пристально смотрит на бот, болтает с людьми о посторонних вещах, о весне, о ловле сельдей, о галеасе из Уттерлея, который недавно загнало к ним бурей. Этот галеас принадлежит купцу Генриксену из Утверы.

Гребцы кивают: они знают купца Генриксена.

– Ведь не он владелец бота? – спрашивает Ларс.

– Нет.

Ларс, должно быть, устал. Он сплевывает и закладывает руки за спину. Постояв минуту, он вдруг поворачивается и делает вид, что хочет уйти.

– Да, хороший бот. Недурно бы, если бы у меня был такой! Однако, я стою и задерживаю вас.

Матросы настораживаются.

– Вовсе не задерживаешь, – говорит один.

– Совсем не задерживаешь, – подтверждает другой. Матросы справедливо рассуждают, что если они не откроют тайны, то это могут сделать другие двое, ушедшие вверх по реке; ведь стоит одному из них за чем-нибудь войти в какой-нибудь дом, хотя бы попросить воды напиться, и он расскажет, чью он несет шубу. И вот один из матросов спрашивает:

– Тут у вас в округе, должно быть, не знают, кого мы привезли.

– Нет, – отвечает Ларс и смотрит на него.

– Ну, само собой разумеется, – вмешивается другой матрос.

Он стоит будто на угольях.

– Вот удивитесь, услыхав, – добавляет он.

Ларс сгорает от нетерпения. Досаднее всего, что соседу его из Сагвика, Бертелю, тоже, по-видимому, надоело ждать, и он направляется по полю к боту.

– Нет амтмана? – спросил Ларс.

– Нет, – ответили люди.

– Я думаю только, что это, должно быть, богач, раз он такой толстый.

– Да, – подтвердили матросы, – у него кое-что есть за душой.

Ларс подождал минуту и, наконец, решился уйти. Бертель приближается к нему, и Ларс не хотел делить тайну с ним.

– Счастливо оставаться! – сказал Ларс.

– А, между тем, он из одной с нами деревни, можно сказать, – продолжал один из гребцов.

Другой подхватил:

– Товарищ детства, можно сказать.

– Вот как! – заметил Ларс.

– Вот видите. Он не совсем из нашего округа, но… Между нами несколько приходов, но… Но мы знаем кое-кого оттуда. Он уехал тридцать лет тому назад.

Другой гребец чувствует себя оттесненным на второй план, он хочет нагнать первого и наносит сильный удар:

– Он в детстве уехал с родного острова, посетил все чужие земли, побывал и в Австралии и в Америке. Там он женился, вел большие дела и нажил деньгу.

Тут гребцы начинают перебивать друг друга и подозрительно следят один за другим.

– Ну, да, ты все знаешь, – говорит первый недовольным тоном, стараясь опередить товарища.– Он и в Китае был.

– Да где только не был, – говорит второй.– А когда он несколько дней лежал в одном ущелье; не помню уж, в какой это было земле…

– Да это случилось еще в детстве, когда он скитался. А я говорю о последних годах.

– Можешь мне ничего не рассказывать касательно этого, я знаю не хуже тебя.

Он несколько дней пролежал в ущелье; спроси его, он сам тебе скажет. Досада, что я забыл, в какой это случилось земле.

– В неизвестной. А жену он нашел себе в Мексике; это я знаю твердо.

– Ты воображаешь, что я этого не знаю!

– Как его звать? – спрашивает Ларс Мануэльсен.

– Звать его…

– Хольменгро! – прибавляет другой с быстротой молнии.

– Это Тобиас, который уехал, – спешит объяснить первый.– Разве ты не слыхал рассказов о парне, уехавшем от нас и ставшем королем?

– Вот как!

У Ларса Мануэльсена захватило дыхание. Конечно, он слышал о Тобиасе, сыне рыбака с маленького островка Уттерлея, уже давно покинувшем родину и ставшем могущественным королем, возвеличенным Господом и людьми, да так и оставшемся там. Так это он?

Ребятишки также слышали чудесный рассказ, они стояли и слушали рыбаков, широко открыв рты.

– Так он Тобиас! – повторил Ларс.– И отца его также звали Тобиасом, насколько я слышал?

– Отец его давно умер, – ответил Ион.– И матери теперь также нет в живых, но у него, говорят, есть сестра в Бергене.

– Да, отца звали Тобиасом, – сказал другой гребец с ударением, поправляя товарища.– Но сам он называет себя просто Хольменгро.

– Чудеса! – говорит Ларс.

Он вскидывает глаза на уже подходящего Бертеля; но Ларсу тем временем надо узнать еще кое-что самое важное, и гребцы наперебой отвечают ему.

– Так он женат? А жена не с ним?

– Нет, ее здесь нет. Она в чужих странах.

– Она так и осталась заграницей.

– Она, должно быть, важная хозяйка. Как ее зовут?

– Этого я не могу сказать, но она…

– Она умерла, – говорит второй гребец, и замолкает.

– Господи, умерла;.. А дети есть?

– Есть, двое маленьких, мальчик и девочка.

– Зачем говоришь, что они маленькие. Девочка уже подросток.

– Да, да, а мальчик маленький. Вот что я говорю. Подходит Бертель. Ларс спрашивает в последнее мгновение.

– Где же дети? Как их зовут? Чего ему надо на реке?

– Он сказал мне, что хочет посмотреть окрестность.

– И мне тоже.

Гребцы перед тем немного поспорили, но, наконец, сходятся на одном.

– Богато же он одет! – заметил Ларс. Гребцы кивают головами.

– Да, у него и мехов и бархата довольно.

– Он говорит, что зябнет в нашей холодной стране и не может согреться. Бертель не здоровается, он пододвигается и слушает. У него длинныепредлинные уши.

– О чем вы тут калякали? – спрашивает он. Гребцы не отвечают ему; они обращаются к Ларсу и рассказывают дальше о королевских богатствах, о бумажках, которыми приезжий платил за бот, вынимая из бумажника.

– Чудеса! – повторяет Ларс Мануэльсен.

– Вы сюда кого-нибудь привезли? – спрашивает Бертель.

Гребцы смотрят на него, сплевывают, и говорят, что привезли. После того они снова обращаются к Ларсу и качают головой, вспоминая и рассказывая о богаче.