Фокусник из Люблина - Исаак Башевис Зингер Страница 7

Збарские ждали Яшу. Ждали весь вечер. Грузная, скроенная как стог сена, Эльжбета Збарская, вдова кузнеца, с седыми волосами, небрежно сколотыми шпильками на затылке, с благородным, несмотря на полноту, лицом, сидела и раскладывала пасьянс. Оставшись сиротой в раннем возрасте, Эльжбета не умела ни читать, ни писать. Однако же в картах разбиралась блестяще. Будто росла в аристократическом семействе. Должно быть, когда-то была она хороша. Да и сейчас сохранила правильные черты лица: хорошей формы нос, разве что чуть вздернутый, четко очерченные губы, хорошо сохранившиеся зубы, большие серые глаза. Портили только второй подбородок и еще базедова болезнь. Огромная грудь выдавалась вперед; невероятной толщины руки; туловище походило на мешок, набитый мясом, на котором то тут, то там возникали небольшие холмики. Болели ноги, и даже подле дома Эльжбета передвигалась только с палкой. Карты совершенно истрепались и засалились. Она бубнила себе под нос: «Опять туз пик! Плохой знак. Что-то будет, дети! Что-то будет!..»

— Ну что там такое может случиться, мать? Вечно ты со своими причитаниями! — прикрикнула на нее Магда. Она уже упаковала все необходимое в сундучок с медной окантовкой — Яшин подарок. Магде было под тридцать, однако выглядела она много моложе. Когда проделывала перед публикой свои трюки, никто не давал ей больше восемнадцати. Тоненькая, смуглая, с плоской грудью. Кожа да кости, одно слово. С трудом верилось, что Эльжбета — ее мать. Серые с прозеленью глаза, вздернутый носик, пухлые губки, вытянутые вперед, будто для поцелуя, или же, скорее, как у ребенка, готового заплакать. Длинная стройная шея, пепельные волосы, высокие скулы, на щеках играет яркий румянец. Однако же нечистая, угреватая кожа. Из-за этого в школе Магду прозвали жабой. Это была угрюмая, замкнутая девочка, вороватого вида, с нелепыми злыми шалостями. Уже тогда она была необычайно подвижна. Могла без труда взобраться на дерево, исполнить самый новомодный танец. Как везде погасят огонь, могла выбраться через окно из дортуара и тем же путем вернуться обратно. Магда всегда говорила, что пансион этот — чертова дыра. Не способная к учению, стала предметом насмешек пансионерок еще и потому, что была дочерью кузнеца. Ни одна из учительниц не испытывала к ней симпатии. Не раз пыталась Магда убежать, часто ссорилась с пансионерками. Однажды ударила по лицу монахиню. Умер отец, и Магда ушла из школы. Вскоре Яша взял её к себе в помощницы.

Про Магду говорили с самой юности, что мужчинам не будет места в её жизни: ведь у неё даже не было месячных. Однако вот уже несколько лет была она с Яшей. А кожа осталась такой же угреватой. Магда не делала тайны из отношений с хозяином. Всякий раз, как Яша ночевал у Збарских, она спала с ним в алькове на широкой кровати, и по утрам Эльжбета подавала парочке кофе с молоком прямо в постель. Мать называла Яшу «сыночек». Раньше Болек, младший брат Магды, злился на Яшу, грозился отомстить, но постепенно и он принял создавшееся положение. Яша помогал семье, давал деньги и Болеку: на попойки, на игру в карты и в кости. Напившись, Болек постоянно грозился расправиться с этим проклятым жидом, который позорит доброе имя Збарских. Эльжбета молотила сына кулаками по голове, а Магда приговаривала: «Только тронь, только тронь… Хоть волос с его головы упадёт, и мы сдохнем с тобой оба. Вместе со мной в могилу сойдёшь. Клянусь памятью отца…» — и она вставала на дыбы, и шипела, и плевалась, как кошка на собаку.

Семья опускалась всё ниже. Магда бродяжила с циркачом. Болек спутался с воровской шайкой из Пяска. Его посылали с добычей к перекупщикам краденого, и частенько ему приходилось ночевать в компании убийц. А Эльжбета постепенно превратилась просто в обжору. Растолстев до невероятных размеров, она теперь с трудом пролезала в дверь. С самого рассвета и до последнего «Отче наш» перед тем, как отойти ко сну, не переставала жевать: сосиски с капустой, оладьи со смальцем, яичницу с луком и грибами, креплах с мясом, креплах с кашей. Ноги до того отяжелели, что не могла дойти до костёла даже по воскресеньям. Постоянно плакалась детям: «Ой, брошены мы, брошены, всеми позабыты! Как ушёл от нас отец — пусть душа его найдёт мир на небесах, — мы тонем и тонем в грязи… Никто-то о нас не позаботится…»

Соседи говорили, что Эльжбета пожертвовала Магдой ради Болека. Мать слепо восхищалась сыном, прощала капризы, оправдывала все его выходки, отдавала Болеку последний грош. Давненько не бывала она в костёле, однако же молилась пану Езусу, ставила свечи святым угодникам, преклоняла колени перед образами, произносила по памяти молитвы. Одна лишь была у этой женщины забота: лишь бы ничего не случилось с её благодетелем, с Яшей, лишь бы он, упаси Господи, не потерял интерес к Магде. Своим существованием Збарские были обязаны его щедрости. Её, Эльжбету, сломили болезни: поражённые артритом суставы, скрюченный от боли позвоночник, варикозные вены, опухоль груди, твёрдая, как камень, — и постоянная тревога, чтобы не разбил паралич, как это случилось с её матерью, пусть она теперь отдыхает в Раю.

Болек отправился в Пяск с раннего утра, и никто не знал, когда он вернётся. А может, заночует среди этого сброда — так Эльжбета называла его приятелей-воров. Была у него там ещё и полюбовница. Итак, Эльжбета ожидала, что этим вечером либо вернётся Болек, либо появится Яша. Разложить пасьянс — это не просто предвидеть будущее: это и узнать, кто из двоих появится вперёд и в какое время. Каждая карта значит своё. Когда колода уже разложена, каждый король, дама или валет означают иное. Короли, дамы и валеты были для Эльжбеты живыми, таинственными и непостижимыми. Услыхав, что лает Бурек, дворовый пёс, и дребезжит повозка, она благодарно перекрестилась. Нех бендзы похвалёны Езус Христус, он уже здесь, её дорогой сыночек, её малыш из Люблина, её благодетель. Конечно, у него жена в Люблине, и ещё он связался с этой шайкой жуликов из Пяска, но нельзя позволять себе задерживаться на этом — что в том пользы? Надо брать то, что можно получить. Что она такое? Убогая, нищая вдова, дети её сироты, и как можно знать наперёд путь человека? Это всё же лучше, чем отправить дочку гнуть спину на фабрике, они там выкашливают лёгкие, или же послать в бордель. Каждый раз, заслышав приближение Яшиной повозки, Эльжбета испытывала одно и то же чувство: силы зла сговорились, хотят погубить её, однако их удаётся победить неустанными молитвами, постоянными мольбами к создателю. Мать хлопнула в ладоши и торжествующе глянула на дочь, но та, как всегда чересчур гордая, держалась безразлично. Уж мать-то знала, что в душе та довольна: Яша был всем для неё — и возлюбленным, и отцом. Кто бы ещё обратил внимание на эту сухую щепку, эту тощую палку?