Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис Страница 64

— Тебе стало лучше? — спросил Иуда, который не пил, а только ел, внимательно наблюдая за происходящим.

— Как тебе сказать, друг… Я уже много лет кряду не входил в воду. С водой я на ножах. Я — человек винный, а вода — для жаб. Но третьего дня я сказал себе:

«Послушай, а почему бы и не окреститься? Все люди идут принимать крещение. Так дело не пойдет. Кое-кто из новоозаренных будет пить вино, — не могут же все поголовно сделаться глупцами, — заведу-ка я с ними знакомство, выловлю клиентов. Моя таверна у Давидовых врат — все ее знают». Короче, чтобы не утомлять вас болтовней, — я пошел. Пророк этот — дикарь, зверь неукротимый, что тут еще скажешь? Из ноздрей у него пламя пышет, храни меня Боже! Схватил меня за шиворот, окунул в воду по самую бороду, а я как заору, чтобы безбожник еще, чего доброго, не утопил меня! Но все же я уцелел и остался в живых — вот он я!

— Тебе стало лучше? — снова спросил Иуда.

— Клянусь вином, он устроил мне хорошее купание, очень хорошее! Мне полегчало. Креститель говорит, что мне полегчало, потому что грехи покинули меня. Но, между нами говоря, думаю, что полегчало мне, потому как жиры покинули меня, ибо, выйдя из Иордана, я заметил, что вода покрылась жировыми пятнами в палец толщиной.

Он громко захохотал, наполнил чашу вином, выпил. Выпили и Петр с Иаковом. Симон снова наполнил чашу и повернулся к Иуде:

— А ты почему не пьешь, мастер? Это вино, благословенный ты мой, а вовсе не вода.

— Я никогда не пью, — ответил рыжебородый и отодвинул чашу. Симон вытаращил глаза.

— Неужели ты из тех? — спросил он, понизив голос.

— Из тех, — ответил Иуда и движением руки прервал беседу.

Мимо проходили две размалеванные женщины. Они остановились и принялись строить глазки четверым мужчинам.

— И к женщине тоже нет? — спросил ошеломленный Симон.

— И к женщине, — сухо ответил Иуда.

— Да что ж это такое, несчастный?! — воскликнул, не в силах больше сдерживаться, Симон. — Зачем тогда Бог сотворил вино и женщину, отвечай-ка?! Для собственного времяпрепровождения, что ли, или для нашего?

Тут они увидели спешно приближавшегося к ним Андрея.

— Скорее! — крикнул он. — Учитель торопится.

— Какой еще учитель? — спросил хозяин таверны. — Этот босой, в белоснежных одеждах?

Но три товарища уже шагали, а Симон Киренянин, высунувшись в замешательстве из шатра, с пустой чашей в руке и кувшином под мышкой, смотрел на них, качая огромной головой.

«Должно быть, еще один Креститель, — пробормотал он. — Еще один боговдохновенный — Эх, да сколько ж их развелось в последнее время — как грибов! Выпьем же за его здоровье: да вразумит его Бог!» С этими словами Симон наполнил чашу.

Между тем Иисус и его товарищи вступили на просторный двор Храма. Перед тем как войти в Храм помолиться, они задержались, чтобы совершить омовение ног, рук и уст. Бросив вокруг быстрый взгляд, они увидели встающие одна поверх другой открытые террасы, заполненные людьми и животными, отбрасывающие густую тень портики, колонны из белого и голубого мрамора, увенчанные золотыми виноградными лозами и кистями, и повсюду — павильоны, палатки и повозки, лавки менял, цирюльни, мясные и бакалейные прилавки. Воздух сотрясали громкие голоса, ругань и хохот. В Доме Господнем стоял запах пота и смрад.

Иисус прикрыл ладонью ноздри и рот. Он оглядывался по сторонам, но Бога нигде не было.

«Ненавижу и презираю ваши праздники. Зловоние тучных тельцов вызывает у меня тошноту. Не могу слышать ваших псалмов и лютен…»

Он больше не был пророком, не был Богом, сердце его пришло в смятение и вопияло. Он словно потерял сознание, все вокруг исчезло, небеса распахнулись, и оттуда, рассекая воздух, ринулся ангел, от волос и голрвы которого извергались огонь и дым. Ангел стал на возвышавшемся посреди двора черном камне и направил свой меч против горделивого златомраморнопо Храма… Иисус пошатнулся, ухватил за руку Андрея. Затем он открыл глаза, увидел Храм и шумных людей. Ангел исчез среди света. Иисус простер руки к своим товарищам.

— Простите, мне плохо, я могу потерять сознание. Идемте отсюда.

— Так и не свершив поклонения? — оторопело спросил Иаков.

— Мы свершим поклонение внутри себя, Иаков, — ответил Иисус. — Ведь каждое тело и есть храм.

Они направились к выходу. «Ему стало дурно от смрада, крови и шума, это не Мессия…» — подумал Иуда и пошел впереди, стуча своим корявым посохом.

Какой-то неистовый фарисей содрогался всем телом, простершись ниц на последней ступени Храма, яростно лобызал мрамор и мычал. С шеи и рук у него свисали тяжелые связки амулетов, сплошь покрытые грозными изречениями из Писаний. От покаяний на коленях у него образовались мозоли, словно у верблюда, а грудь была вся в открытых кровоточащих ранах: каждый, кого повергал долу гнев Божий, хватал острые камни и терзал ими свое тело.

Андрей и Иоанн поспешили загородить собой Иисуса, чтобы тот не попался ему на глаза. Петр подошел к Иакову и прошептал ему на ухо:

— Узнаешь? Это Иаков, старший сын плотника Иосифа. Странствует, продавая амулеты, и всякий раз, когда его одолевает недуг, корчится на земле и истязает себя до смерти.

— Это тот, кто яростно преследует Учителя? — спросил Иаков, приподнимаясь на носках.

— Да, потому что Учитель якобы позорит его дом. Они вышли из Золотых Врат Храма, миновали Долину Кедров и направились к Мертвому морю. Справа от них остались сад и масличная роща Гефсимании, над которой высилось раскаленное добела небо. Когда они добрались до Масличной горы, мир стал ласковее. Каждый листик на масличных деревьях источал свет, стаи ворон летели одна за другой в сторону Иерусалима.

Андрей вел Иисуса под руку, рассказывая ему о Крестителе — давнем учителе своем. Всякий раз, приближаясь к его логову, он чувствовал дыхание льва.

— Это сам пророк Илья, покинувший гору Кармил, чтобы исцелить пламенем душу человеческую. Однажды ночью я собственными глазами видел, как его огненная колесница кружит у него над головой. А другой ночью ворон принес ему в клюве вместо еды уголь пылающий… Однажды я собрался с духом и спросил его: «Ты Мессия?» Он вздрогнул, словно наступил на змею, и ответил со вздохом: «Нет! Нет. Я — бык, который пашет, он же взойдет посевом».

— Почему ты ушел от него, Андрей?

— Я искал посев.

— И нашел его?

Андрей прижал к груди руку Иисуса, покраснел и сказал, но так тихо, что Иисус даже не расслышал его:

— Да.

Медленно, тяжело дыша, спускались они вниз к Мертвому морю. Солнце вверху пылало, головы их раскалывались. Впереди все выше громоздились башнями, вставали воздушными стенами горы Моава, а позади — известняково-белые горы Иудеи. Дорога все петляла, спускалась вниз глубоким колодцем, от которого дух захватывало.