Больше чем просто дом - Фрэнсис Скотт Фицджеральд Страница 64

Во исполнение этого намерения он через два дня отправился на вечеринку в «Ше Виктор» — вверх по лестнице и в маленький зал рядом с баром, где приглашенным подавали коктейли. Пришел он рано; в зале был всего один человек — высокий худой мужчина лет пятидесяти. Они разговорились.

— Ждете, когда начнется вечеринка Джорджа Пэкмена?

— Да. Я Майкл Керли.

— А я…

Имени Майкл не расслышал. Они заказали по коктейлю; Майкл высказал предположение, что жених и невеста весело проводят время.

— Даже слишком, — подтвердил, нахмурившись, новый знакомый. — Я не понимаю, как они это выдерживают. Через океан мы плыли вместе; пять дней этого безумия, а потом две недели в Париже. Вы… — Он помедлил и слегка улыбнулся. — Вы уж простите меня, но, по-моему, ваше поколение слишком увлекается спиртным.

— Только не Кэролайн.

— Кэролайн-то нет. Бывает, выпьет коктейль и бокал шампанского — и с нее, слава богу, довольно. А вот Гамильтон пьет многовато, и все эти молодые люди пьют многовато. Вы живете в Париже?

— Сейчас — да, — ответил Майкл.

— Я не люблю Париж. Моя супруга… точнее, бывшая супруга, мать Гамильтона, живет в Париже.

— Так вы отец Гамильтона Резерфорда?

— Имею такую честь. И не собираюсь это отрицать, я горжусь его достижениями. А говорил так, в общем смысле.

— Разумеется.

Майкл нервно поднял глаза — вошли еще четверо. Он внезапно ощутил, что фрак у него старый, залосненный; нынче утром он заказал новый. Вошедшие были богаты, и богатство позволяло им общаться накоротке: темноволосая милая девушка с характерным истерическим смешком — ее он встречал и раньше; двое уверенных в себе мужчин, все шутки которых неизменно сводились ко вчерашнему скандалу и видам на таковой нынче: можно было подумать, что они играют ключевые роли в некой пьесе, которая простиралась до бесконечности в прошлое и в будущее. Когда появилась Кэролайн, Майклу почти не удалось с ней поговорить, однако он успел заметить, что она, как и все остальные, выглядит измученной и усталой. Лицо ее под слоем румян было бледно, под глазами залегли тени. Облегчение смешалось в его душе с оскорбленным тщеславием, когда его посадили очень далеко от нее, за другой стол; ему нужно было несколько минут, чтобы приспособиться к окружающему. То была совсем не толпа незрелой молодежи, в которой обычно вращались они с Кэролайн; мужчинам было за тридцать, вид у них был такой, будто всем им доступны лучшие мирские блага. Рядом с ним сидела Джебби Уэст — с ней он был знаком; а по другую руку — жовиальный господин, который немедленно принялся выкладывать Майклу, какую они выдумали шутку для холостяцкого ужина: наймут девицу-француженку, и та явится на праздник с настоящим младенцем на руках, рыдая: «Гамильтон, ты не можешь меня теперь бросить!» Майклу эта шутка показалась и пошлой, и бородатой, однако автор ее долго хихикал в предвкушении.

На дальнем конце стола разговоры шли о ситуации на бирже — сегодня снова падение, самое заметное после обвала. Подшучивали над Резерфордом: «Дела-то плохи, старина. Может, тебе все-таки не стоит жениться?»

Майкл спросил у соседа слева:

— Он много потерял?

— Пока никто не знает. Играет он по-крупному, но он же один из главных умников на Уолл-cтрит. В любом случае правду вам никто не скажет.

Присутствующие с самого начала налегали на шампанское, и к концу за столом возникло приятное оживление; впрочем, Майкл видел, что все гости слишком измотаны, чтобы воспрянуть от одного этого обыденного стимулирующего средства; уже несколько недель они пили коктейли перед едой, как американцы, вина и коньяки — как французы, пиво — как немцы, виски с содовой — как англичане, а возраст-то уже был не совсем юный, так что эта гремучая смесь — этакий гигантский коктейль из ночного кошмара — помогала им достичь лишь одного: на время, и только частично, позабыть все ошибки вчерашнего вечера. Словом, вечеринка вышла не из веселых, а если кто и веселился, так только те, кто не притрагивался к спиртному.

Майкл же совсем не устал, шампанское его разогрело, несколько притупило боль. Он уже месяцев восемь как покинул Нью-Йорк, так что почти все танцевальные мелодии были ему незнакомы, однако, когда прозвучали первые такты «Раскрашенной куклы», под которую они с Кэролайн прошлым летом столько скользили по паркетам счастья и отчаяния, он подошел к столу Кэролайн и пригласил ее на танец.