Война и мир. Том 1-2 - Лев Толстой Страница 6

Анна Павловна улыбнулась и обещалась занятьсяПьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилаядама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья впередней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе,исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.

— Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе?— сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особеннымударением на о). — Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какиеизвестия я могу привезти моему бедному мальчику?

Несмотря на то, что князь Василий неохотно ипочти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково итрогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.

— Что вам стоит сказать слово государю, и онпрямо будет переведен в гвардию, — просила она.

— Поверьте, что я сделаю всё, что могу,княгиня, — отвечал князь Василий, — но мне трудно просить государя; я бысоветовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.

Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой,одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света иутратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение вгвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия,она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушалаисторию виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда-то красивое лицо еевыразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась икрепче схватила за руку князя Василия.

— Послушайте, князь, — сказала она, — яникогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам одружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это длямоего сына, и я буду считать вас благодетелем, — торопливо прибавила она. —Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyezle bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были, ] —говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.

— Папа, мы опоздаем, — сказала, повернув своюкрасивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.

Но влияние в свете есть капитал, который надоберечь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежелибы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было быпросить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой онпочувствовал, однако, после ее нового призыва, что-то вроде укора совести. Онанапомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу.Кроме того, он видел по ее приемам, что она — одна из тех женщин, особенноматерей, которые, однажды взяв себе что-нибудь в голову, не отстанут до техпор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные,ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебалоего.

— Chere Анна Михайловна, — сказал он с своеювсегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, — для меня почти невозможносделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту памятьпокойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию,вот вам моя рука. Довольны вы?

— Милый мой, вы благодетель! Я иного и неждала от вас; я знала, как вы добры.

Он хотел уйти.

— Постойте, два слова. Une fois passe auxgardes… [Раз он перейдет в гвардию…] — Она замялась: — Вы хороши с МихаиломИларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я былапокойна, и тогда бы уж…

Князь Василий улыбнулся.

— Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждаютКутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, чтовсе московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.

— Нет, обещайте, я не пущу вас, милый,благодетель мой…

— Папа! — опять тем же тоном повторилакрасавица, — мы опоздаем.

— Ну, au revoir, [до свиданья, ] прощайте.Видите?

— Так завтра вы доложите государю?

— Непременно, а Кутузову не обещаю.

— Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий, ]— сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, котораякогда-то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ееистощенному лицу.

Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход,по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ееопять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде.Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опятьсделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее былосделано.

— Но как вы находите всю эту последнюю комедиюdu sacre de Milan? [миланского помазания?] — сказала Анна Павловна. Et lanouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenterleurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux desnations! Adorable! Non, mais c`est a en devenir folle! On dirait, que le mondeentier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляютсвои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне иисполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с умасойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову. ]

Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицоАнны Павловны.