Больше чем просто дом - Фрэнсис Скотт Фицджеральд Страница 53

— Я с ней виделась на прошлой неделе. Она живет на Парк-авеню [47]и со дня на день ожидает пополнения в своем аристократическом семействе. Меня она считает «позорящей честь семьи», а своим знакомым вовсю заливает о наших роскошных родовых поместьях на старом Юге.

— Ты хоть иногда посещаешь Мэриленд?

— Посещаю ли? Я как раз уезжаю туда вечером в воскресенье и пробуду в тех краях два месяца, сэкономлю деньги для дальнейшей жизни здесь. Когда умерла мама… — Она сделала паузу. — Я полагаю, ты в курсе, что она умерла? Мне по завещанию перепало немного денег, и я их еще не все потратила, но деньги нужно растягивать, понимаешь? — Она отложила свою салфетку на угол стола. — Нужно вкладывать их с умом. Думаю, очередным этапом станет скромный отдых на ферме в течение всего лета.

Следующим вечером Лью повел ее в театр, на сей раз при встрече испытав странное волнение. Суматошная энергия послевоенной эпохи нашла в ней достойное воплощение; взяв ее за руку, он уловил сильно учащенный пульс, — впрочем, большинство знакомых ему молодых женщин также отличались повышенной возбудимостью, исключая лишь тех, кто полностью посвятил себя семейной жизни.

Он не высказал никаких критических замечаний, — собственно, у него и духу не хватило бы ее критиковать. Поднявшись из низов общества, Лью при оценке других не мог не учитывать, кем сам он являлся еще в недавнем прошлом. И он был крайне далек от того, чтобы учить Джин Гюнтер, как ей следует жить.

Три недели спустя, когда он сошел с поезда в Балтиморе, стояла тяжелая духота, обычно предвещающая грозу. Пройдя мимо привокзальной шеренги такси, он нанял лимузин для долгой поездки в округ Кэрролл и, проезжая в туннеле из густой, уже начинающей увядать июльской листвы, меж мелькающих по обе стороны дороги белых изгородей, снова почувствовал себя тем жаждущим домашнего уюта юнцом, который впервые прибыл в дом Гюнтеров четыре года назад. Теперь он имел двенадцатикомнатные апартаменты в Нью-Йорке, а летом снимал особняк на Лонг-Айленде, но за время одинокой жизни, уже порядком очерствев душой и привыкнув к перемене мест, он с непонятным упорством раз за разом мысленно возвращался именно в этот дом.

Как и следовало ожидать, тот оказался меньше, чем представал в его воспоминаниях, — довольно вместительный, но вряд ли подходящий под определение «просторный». С виду тут ничего не изменилось — та же скудная цветовая гамма из зеленых побегов и коричневых, выгоревших на солнце стен; та же конюшня, покосившаяся на манер Пизанской башни; тот же запущенный, беспорядочно разросшийся сад.

Джин он застал на веранде — но, вопреки ее собственным предсказаниям, отнюдь не в облике простой селянки в клетчатом платье или наездницы в бриджах. Лежа в кресле-качалке с подсунутыми под спину подушечками, она скорее напоминала модницу, недавно вернувшуюся с прогулки по рю де ля Пэ. [48]При ней находился дородный темнокожий слуга, которого Лью помнил по прошлым приездам и который с типично лакейской угодливостью притворился, будто прекрасно помнит Лью. Он отнес чемодан гостя в бывшую комнату Аманды, и Лью успел бегло осмотреть ее, перед тем как спуститься вниз. Джин и Бесс ждали его на веранде у столика с коктейлями.

Его поразило, как сильно изменилась Бесс за переходный период от девочки-подростка к почти что взрослой женщине. В ее созревающей красоте заключалась какая-то отрешенность, едва ли не раздражение, как будто она вовсе не просила у природы этот дар и воспринимала его скорее как обузу; на молодых людей слишком серьезное выражение ее лица вполне могло действовать отпугивающе.

— Как поживает ваш отец? — спросил Лью.

— Он сегодня к нам не спустится, — сказала Бесс. — Неважно себя чувствует. Ему ведь уже за семьдесят, и общение с чужими его утомляет. Когда к нам приезжают гости, он ужинает наверху.

— Было бы лучше, если бы он все время сидел наверху, — заметила Джин, наполняя бокалы.

— Ничего подобного, — возразила Бесс. — Врачи говорят, ему нужно больше двигаться. И спорить тут не о чем.

Джин резко обернулась к Лью:

— Уже больше года Бесс торчит здесь почти безвылазно. Мы могли бы…

— Что за чушь! — нетерпеливо прервала ее сестра. — Я катаюсь верхом каждое утро.

— …мы могли бы нанять для отца сиделку, которая справлялась бы ничуть не хуже.

Стол был сервирован, как для званого ужина при свечах, обе дамы надели вечерние платья. Но многого в доме не хватало в сравнении с прошлым, и прежде всего — чувства бурлящей, набирающей силу жизни. Все, что могло сделать сократившееся семейство, так это поддерживать дом в обитаемом состоянии. Движения вперед больше не было; они как будто застряли во времени между исчезающим прошлым и непредсказуемым будущим.

В ходе ужина, когда возникла пауза в разговоре, Лью поднял голову, прислушиваясь к чему-то, что сначала принял за отдаленный раскат грома. Но это был протяжный стон, донесшийся со второго этажа, а за ним последовала отчетливо слышимая речь, прерванная резким скрипящим звуком, — это Бесс отодвинула стул, поднимаясь из-за стола:

— Вы же знаете мои распоряжения. Пока я остаюсь главой семьи…

— Это отец. — Джин быстро взглянула на Лью, как будто находя ситуацию слегка комичной, но заметила его обеспокоенность и продолжила серьезно: — Полагаю, тебе можно об этом сказать. Старческое слабоумие. Ничего опасного. Временами он абсолютно вменяемый. Но Бесс очень переживает по этому поводу.

Бесс так и не спустилась до конца ужина. Лью и Джин вышли в сад, по листве которого уже шлепали первые капли, предвестники надвигавшегося ливня. В зеленых шелестящих сумерках перед Лью маячило ее длинное платье, усеянное ярко-красными розами, — новомодный фасон, тогда увиденный им впервые. В напряженной предгрозовой тишине у него вдруг возникла иллюзия давней близости с Джин, словно они много лет поверяли друг другу все свои тайны; и когда она при раскате грома схватила его за руку, он другой рукой медленно развернул ее и поцеловал в четко очерченные горделивые губы.

— Что ж, хотя бы одну из сестер Гюнтер тебе поцеловать удалось, — сказала Джин весело. — Ну и как, понравилось? А тебе не кажется, что ты злоупотребляешь нашим гостеприимством, пользуясь тем, что мы здесь одиноки и беззащитны?

Он заглянул ей в лицо, дабы удостовериться, что она шутит, и Джин с быстрым смешком снова схватила его за руку. К тому моменту дождь уже набрал силу, и они поспешно вернулись в дом. Бесс была в библиотеке и разводила огонь, присев перед камином.

— С папой все в порядке, — заверила она. — Я не спешила давать ему лекарство и сделала это в последнюю минуту. Он все болтал о каком-то человеке, одолжившем ему двадцатку в тысяча восемьсот девяносто втором.

Она осознавала себя третьей лишней, но задержалась в комнате, считая своим долгом — как некогда поступала их мать — перед уходом как-то поспособствовать дружескому сближению остающихся. Гроза разразилась в полную силу, заливая комнату ослепительно-белыми вспышками молний, и Бесс вышла, чтобы закрыть окна на втором этаже. Однако уже через минуту вернулась.