Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера - Питер Акройд Страница 5

Здесь начинается Книга Кентерберийских рассказов

Когда мягкие, нежные апрельские ливни орошают корни всего живого, освежая пересохшую землю, питая каждый саженец и каждый сеянец, тогда и род человеческий пробуждается с радостью и надеждой. Западный ветер выдувает из города все зловоние, а за городскими стенами в полях возрастают посевы. Как приятно после напрасной зимней поры вновь услыхать на улице птичий гомон! Даже деревья – и те будто купаются в пении. Наступила пора обновления, пора общего выздоровления. Солнце уже наполовину прошло через созвездие Овна – такое время благоприятно для сухожилий и для сердца. Эта часть года – самая благоприятная для путешественников. Потому-то честной народ так и рвется пуститься в паломничество. Пилигримы отправляются к дальним берегам, в чужие города, стремясь припасть к благодатным мощам и святыням. А у нас, в Англии, многие совершают паломничество в Кентербери, к усыпальнице святого и блаженного мученика Фомы. Они стекаются туда изо всех графств, чтобы исцелиться от недугов и обрести успокоение.

Так случилось, что в апреле я оказался в Саутуорке. Я остановился там в харчевне «Табард» и оттуда собирался отправиться в Кентербери, чтобы поклониться останкам святого. Однажды вечером в гостинице появилось еще двадцать девять путников – и, к моей великой радости, все они тоже оказались паломниками, направлявшимися в Кентербери. Они приехали из самых разных мест, и жизненные пути у них были разные, но цель сейчас у всех была одна. Гостиница была просторна и удобна, там каждому нашлось местечко, и вскоре мы все сдружились между собой. Мы вместе пили эль и вино и договорились, что в путь отправимся тоже вместе. Как это должно быть забавно – дружно ехать в такой веселой компании! Перед заходом солнца мы условились, что соберемся на рассвете следующего дня и отправимся в путь по паломнической дороге.

Однако, пока наше путешествие еще не началось, я хочу представить вам всех, кто составил нашу компанию. Если я опишу их звания и внешность, то, пожалуй, вы будете иметь какое-то представление и об их характерах. Ведь платье и общественное положение зачастую указывают на внутренние качества человека. Начну я с Рыцаря.

РЫЦАРЬ, как вы сами, наверное, догадываетесь, был человеком состоятельным и мужественным. С самого начала своего воинского поприща он сражался за правду и честь, за свободу и достоинство. Он выказал доблесть во многих землях; он побывал повсюду: и в христианском мире, и в басурманских странах, – и всюду его восхваляли за храбрость в бою. Он воевал в Александрии, когда этот город отбивали у турок; снискал высшие почести у всех рыцарей Пруссии; участвовал в набегах на Русь и на Литву. Он отличился в Гранаде, в Марокко и в Турции. Где он только не побывал в своих странствиях, где только не одерживал побед! Он сражался на пятнадцати войнах, бился на трех турнирах. Однако все эти подвиги совершал он не из тщеславия, а из любви к Христу. Его меч направляло благочестие. Себя он почитал лишь орудием Господа.

Потому-то, несмотря на свою славу бесстрашного храбреца, он оставался скромным и благоразумным. Мягкостью манер он походил скорее на девицу, никогда не божился и не сквернословил. Никогда никому не дерзил, не разговаривал свысока. То был сам цвет рыцарства, раскрывшийся в вешнюю пору года; то был истинный благородный герой. Видите, каков он собой? На нем были не латы, не броня, а плащ из грубой ткани, подобающий скорее монаху, нежели солдату; плащ совсем побурел от ржавчины – ведь рыцарь долго носил его под кольчугой. Ехал он на добром коне, но и тот не был увешан нарядными колокольцами или дорогими попонами. Это был конь, какой и положен простому пилигриму. Рыцарь поведал мне, что недавно вернулся из похода, чтобы вновь принести обет верности. Потом он стал расспрашивать обо мне – откуда я сам и в каких краях бывал, – но я быстренько перевел разговор на другую тему.

С ним вместе путешествовал его сын, молодой СКВАЙР, оруженосец, крепкий и бодрый юноша, тоже мечтавший сделаться рыцарем. Росту он был среднего, зато силен и подвижен. Говорят, будто по волосам можно судить о здоровье человека; чем он мужественнее, тем гуще у него волосы. У сквайра плотные светлые кудри ниспадали на шею и рассыпались по плечам. Лет ему было около двадцати, а он уже успел поучаствовать в конных походах в Северной Франции. Там за короткое время он заслужил уважение своих товарищей, хотя на самом деле юноша мечтал произвести благоприятное впечатление на одну прекрасную даму. Я так и не узнал ее имени. Плащ сквайра был расшит цветами – белыми, красными и синими; казалось, на плечи себе он накинул целый цветущий луг. Он носил короткий камзол с широкими рукавами, подобавший людям его звания. Он отлично ездил верхом – легко и ловко, как прирожденный наездник. И всегда пел или играл на флейте. Он сочинял песни, а еще, как я узнал, умел биться на турнирах, писать, рисовать и танцевать. Все тонкости человеческого обхождения давались ему сами собой. Вокруг него всегда словно царил месяц май. У него имелась веская причина для приподнятого настроения: он был так страстно влюблен, что едва ли спал по ночам; он почти не смыкал глаз, словно соловей. Но при этом он никогда не забывал о хороших манерах. Его обучили всем правилам вежливого поведения, и за столом он любезно разрезал мясо для своего отца. Разговаривая со мной, он снимал шляпу; он не смотрел в землю, а глядел прямо мне в глаза, не размахивал руками и не шаркал ногами. Вот поистине хорошие манеры.