Первые шаги в жизни - Оноре де Бальзак Страница 5

Он был влюблен в свою будущую жену, еще когда она состояла в первом браке, и сохранил эту страсть, несмотря на то, что супружеская жизнь со вдовой, которая никогда не теряла самообладания как до, так и после своего второго замужества, принесла ему много горьких минут; жена г-на де Серизи была избалована его отеческой снисходительностью и злоупотребляла данной ей свободой. Непрестанною работой он, как щитом, прикрывал свои сердечные огорчения, пряча их от посторонних с той тщательностью, с какой это умеют делать государственные деятели. Он понимал, как смешна была бы его ревность в глазах света, который не допускал, чтобы престарелый министр мог страстно любить свою жену. Как удалось его жене околдовать его с первых же дней супружеской жизни? Как случилось, что вначале он не помышлял о мести, несмотря на то, что страдал? Как случилось, что затем он уже не решался мстить? Как случилось, что он ждал и напрасно надеялся? Какими чарами удалось молодой, красивой и умной женщине поработить его? Выяснение всех этих вопросов затянуло бы нашу повесть, а догадаться, в чем тут было дело, если не читатели, так читательницы могут и без того. Заметим только, что тяжелые труды и огорчения, к несчастью, лишили графа привлекательности, необходимой для мужчины, желающего выдержать опасное сравнение. Итак, самое большое тайное горе графа состояло в том, что болезнь, вызванная исключительно непосильной работой, лишила его расположения жены. Он был очень, даже чрезмерно добр к графине и предоставлял ей полную свободу; у нее бывал весь Париж, она уезжала в имение, возвращалась оттуда, когда ей вздумается, как будто все еще была вдовой; он взял на себя заботы о ее состоянии и доставлял ей все удобства, словно был ее управляющим Графиня питала к мужу глубокое уважение, ей даже нравился склад его ума, и она умела осчастливить его своей похвалой; потому-то она и могла вить из него, бедняги, веревки, стоило ей только побеседовать с ним часок-другой По примеру вельмож былых времен граф так дорожил добрым именем своей супруги, что отозваться о ней недостаточно почтительно, значило бы нанести ему кровную обиду. В свете все восхищались благородством его характера, а г-жа де Серизи была безмерно обязана мужу всякая другая женщина, даже из столь знатной фамилии, как Ронкероли, не будь она женою графа, давно бы уже загубила свою репутацию. Графиня была очень неблагодарной женщиной, неблагодарной, но очаровательной Время от времени она лила бальзам на раны графа.

Объясним теперь причину неожиданного путешествия и инкогнито графа де Серизи.

Богатый фермер из Бомона-на-Уазе по имени Леже арендовал ферму, участки которой вклинивались в земли графа и таким образом нарушали единство великолепного имения Прэль. Ферма эта принадлежала бомонскому жителю по фамилии Маргерон. Срок аренды, заключенной с Леже в 1799 году, когда нельзя было еще предвидеть будущий расцвет земледелия, приходил к концу, и владелец ответил отказом на предложение Леже возобновить договор. Г-н де Серизи, уже давно мечтавший отделаться от неприятностей и споров, которые часто вызываются чересполосицей, лелеял надежду купить эту ферму, ибо он узнал, что честолюбивые мечты г-на Маргерона сводились к одному: чтобы его единственный сын, в то время простой сборщик налогов, был назначен главным сборщиком податей в Санли. Моро предупредил своего хозяина, что в лице дядюшки Леже он найдет опасного соперника. Фермер, отлично понимавший, как много он выручит, если продаст по частям ферму графу, мог предложить такую сумму, которая вознаградила бы Маргерона-сына за потерю преимуществ, связанных с должностью главного сборщика податей. Два дня назад граф, спешивший покончить с покупкой, вызвал своего нотариуса, Александра Кроттá, и Дервиля, своего поверенного, чтобы обстоятельно обсудить это дело. Дервиль и Кроттá усомнились в рвении графского управляющего, тревожное письмо которого было причиной их совещания, однако граф взял Моро под свою защиту, так как, по словам графа, управляющий уже семнадцать лет служил ему верой и правдой.

— В таком случае, — ответил Дервиль, — советую вам, ваше сиятельство, самим поехать в Прэль и пригласить к обеду Маргерона. Кроттá пришлет вам своего старшего клерка с заготовленной купчей, в которой оставит чистые страницы или строчки для обозначения земель и документов. Кроме того, ваше сиятельство, возьмите на всякий случай чек на часть нужной суммы и не позабудьте о назначении Маргерона-сына на должность в санлиское податное управление. Если вы не покончите с этим делом сразу, фермы вам не видать! Вы, ваше сиятельство, и не подозреваете, что за хитрый народ крестьяне. Сведите крестьянина и дипломата, так крестьянин даст дипломату несколько очков вперед.

Кроттá поддержал мнение Дервиля, с которым, если судить по признаниям лакея Пьеротену, согласился и граф. Накануне граф отправил с бомонским дилижансом записку управляющему, прося его пригласить к обеду Маргерона, чтобы покончить с вопросом о ферме Мулино. За год до этого граф приказал отделать прэльский дом, и туда ежедневно наезжал модный в то время архитектор г-н Грендо. Итак, г-н де Серизи хотел покончить с приобретением фермы, а заодно посмотреть, как ведутся работы и какое впечатление производит новая обстановка. Он хотел сделать сюрприз жене, привезя ее в Прэль, и считал для себя вопросом самолюбия восстановить замок во всем его великолепии. Что же произошло? Почему граф, накануне собиравшийся в Прэль совершенно открыто, вдруг пожелал отправиться туда инкогнито, в почтовой карете Пьеротена?

Здесь необходимо будет сказать несколько слов о жизни управляющего.

Моро, управляющий прэльским имением, был сыном провинциального стряпчего, ставшего во время революции мэром версальского района. Благодаря занимаемой должности ему удалось спасти почти все имущество и жизнь графов де Серизи, отца и сына. Гражданин Моро принадлежал к партии Дантона; при Робеспьере, непреклонном в своей ненависти, он подвергся преследованиям, в конце концов был разыскан и погиб в Версале. Моро-сын, унаследовавший убеждения и дружеские связи отца, принял участие в заговоре против первого консула, когда тот пришел к власти. Г-н де Серизи, стремившийся отплатить признательностью за оказанную ему помощь, вовремя помог скрыться приговоренному к смерти Моро; затем, в 1804 году, ходатайствовал о его помиловании; добившись этого, он предоставил Моро место в своей канцелярии, а затем взял к себе в секретари, поручив ему свои личные дела. Спустя некоторое время после женитьбы своего покровителя Моро влюбился в одну из камеристок графини и женился на ней. Чтобы не испытывать неприятностей ложного положения, вызванного таким браком, — а подобные примеры были далеко не единичны при дворе императора, — он попросил назначить его управляющим в Прэль, в захолустье, где его жена могла бы разыгрывать даму и где ни он, ни она не страдали бы от ущемленного самолюбия. Графу нужен был в Прэле верный человек, ибо его жена предпочитала жить в имении Серизи, расположенном всего в пяти лье от Парижа Уже три-четыре года Моро вел все его дела; он был человеком весьма сведущим, так как до революции познакомился с разными кляузными казусами в конторе своего отца. Г-н де Серизи сказал ему:

— Карьеры вы все равно не сделаете, ваша песенка спета, но вы будете счастливы, за это я отвечаю.

И действительно, граф положил Моро жалованье в тысячу экю, отвел ему хорошенький флигелек за службами, кроме того, определил ему на отопление столько-то саженей дров из своего леса, столько-то овса, соломы и сена на прокорм пары лошадей, предоставил ему право пользоваться такой-то частью натуральных повинностей, — словом, назначил ему содержание, какое не полагается и супрефекту. Первые восемь лет управляющий добросовестно выполнял свои обязанности; он живо интересовался ими. Граф, изредка наезжавший в Прэль, чтобы осмотреть свои владения, сделать кое-какие приобретения или дать согласие на те или иные работы, был поражен честностью Моро и не раз выражал свое удовлетворение щедрыми подарками. Но к тому времени, когда у Моро родился третий ребенок, девочка, он так обжился в Прэле, что позабыл о благодеяниях, которыми был обязан г-ну де Серизи И вот около 1816 года прэльский управляющий, до тех пор довольствовавшийся сытой жизнью, охотно принял от некоего лесопромышленника сумму в двадцать пять тысяч франков за то, что поспособствовал ему заключить на двенадцать лет договор, правда, по высокой цене, на сводку леса, входящего в прэльские угодья. Моро оправдывался сам перед собой тем, что он не обеспечен на старость пенсией, что у него семья, что он вполне заработал эти деньги за почти десятилетнюю службу; если же присоединить эту сумму к уже скопленным им честным путем шестидесяти тысячам франков, он купит в Шампани за сто двадцать тысяч ферму, расположенную на правом берегу Уазы, несколько выше Лиль-Адана. За политическими событиями ни сам граф, ни местные жители не обратили внимания на это приобретение, сделанное на имя г-жи Моро, которая будто бы получила наследство от старой тетки, умершей у себя на родине, в Сен-Ло. С тех пор как управитель вкусил от сладкого плода стяжательства, он уже не упускал случая увеличить свой тайный капитал; однако с виду поведение его всегда оставалось безупречным. Интересы его троих детей заглушали в нем голос совести, все же надо отдать ему справедливость, хоть он и брал взятки, хоть и не забывал о собственной выгоде, хоть и злоупотреблял своими правами, тем не менее законов он не нарушал и улик против себя не оставлял Следуя кодексу наименее вороватых парижских кухарок, он по-братски делился с графом барышами от удачных сделок, на которые был большой мастер Такой способ округлять свое состояние — вопрос совести, вот и все Моро был рачителен, соблюдал интересы графа и старался не упустить выгодной покупки, тем более что сам получал при этом щедрое вознаграждение. Прэль давал семьдесят две тысячи франков валового дохода И на десять лье в окружности все были того мнения, что г-н де Серизи обрел в Моро сущий клад. Как человек предусмотрительный, Моро с 1817 года ежегодно вкладывал и жалованье и доходы в государственную ренту, втихомолку округляя свой капиталец. Он отказывался от некоторых сделок, ссылаясь на отсутствие денег, он так искусно прикидывался неимущим, что граф выхлопотал для двух его детей обучение на казенный счет в коллеже Генриха IV. В то время, о котором идет речь, у Моро был капитал в сто двадцать тысяч франков, помещенный в трехпроцентный консолидированный заем, который был конвертирован в пятипроцентный и в это время котировался в восемьдесят франков. Эти никому не известные сто двадцать тысяч франков и ферма в Шампани, округленная благодаря новым приобретениям, составляли капитал, равный приблизительно двумстам восьмидесяти тысячам франков, дающим шестнадцать тысяч ренты.