Улица Ангела - Джон Бойнтон Пристли Страница 48

Мистер Голспи взял из рук мисс Мэтфилд напечатанные на машинке письма и разложил их на ее столе.

— Все шесть копий одинаковы. Вот это я называю работой, мисс Мэтфилд!.. Гм… Здесь написано все точно так, как я сказал?

— По правде говоря, нет. — Мисс Мэтфилд подняла глаза и посмотрела на него спокойно и твердо.

— Нет? Вот как? А что же вы написали? Подправили малость, а?

Мисс Мэтфилд слегка покраснела.

— Если хотите знать, мистер Голспи, я только в двух местах написала «были» вместо «был». Просто потому, что это грамматически правильнее. И больше ничего.

— Минуточку, минуточку! — прогудел мистер Голспи. — Не «правильнее», а «правильно». Вы написали фразу грамматически правильно, а раньше она была написана грамматически неправильно. Это вы хотели сказать? Фраза может быть либо грамматически правильна, либо неправильна, так? Ну что, теперь я выразился правильнее, а? — И он ухмыльнулся, неожиданно и неприятно.

— В грамматике я не особенно сильна, — сказала мисс Мэтфилд, пытаясь придать своему голосу суровость. — Но это я как раз знаю. Это — одно из тех немногих правил, которым меня учили. Вот я и подумала, что вы не будете возражать, если я исправлю ошибку.

— Очень вам признателен. — Мистер Голспи благосклонно посмотрел на нее. — А кстати, в чем же это вы особенно сильны, а?

— Не все ли равно? — Это было сказано с наибольшим высокомерием, на какое была способна мисс Мэтфилд. Всем в конторе этот тон был знаком и внушал к ней почтение. Но у мистера Голспи он вызвал только дружелюбную усмешку.

— Ну, разумеется, не все равно, — объявил он весело. — Люблю знать все о других людях. У каждого свой конек. Вот возьмите меня, к примеру. Я когда-то хорошо играл на бильярде, а в покер я еще и теперь могу сыграть с кем угодно. И в бридж тоже. Могу раздавить грецкий орех между двумя пальцами — большим и указательным. Факт. — Он вытянул вперед два громадных толстых волосатых пальца. — И это еще не все… Однако нам, кажется, некогда, а?

— Да, мне некогда. — Мисс Мэтфилд посмотрела на свою машинку.

— Ну хорошо, — продолжал мистер Голспи, — пока мы этот вопрос оставим. А письма, написанные по всем правилам грамматики, я возьму с собой. Написали адреса на конвертах? Отлично. — Он повернулся к ней широкой спиной, кивнул мистеру Смиту и, тихонько насвистывая, ушел в кабинет.

Мисс Мэтфилд прикусила полную нижнюю губу и хмуро посмотрела на машинку. Как всегда после разговора с мистером Голспи, она смутно чувствовала, что потерпела поражение. Этот Голспи — такой толстокожий (она вспомнила громадный толстый волосатый палец), его ничем не проймешь! С первого часа ее появления в конторе никто здесь не смел разговаривать с ней так, как он. Ее злило, что она не умеет «поставить его на место», как в свое время «поставила» мистера Дэрсингема, и мистера Смита, и всех остальных. Злила уверенность, что и в следующий раз он будет говорить с нею таким тоном — не то чтобы нелюбезно, но непочтительно, словно подтрунивая. В его тоне есть что-то унижающее. А ей никак не удается дать ему отпор. Она невольно опускает глаза, отворачивается, чуть ли не готова стыдливо краснеть, как юная девушка, — о Господи! Это она-то, Лилиан Мэтфилд! Как гоготали бы ее приятельницы, если бы они знали! И надо сознаться, этот Голспи ей сейчас уже не противен, как был противен вначале.

Позднее, когда служащие собирались домой, ей снова напомнили о мистере Голспи простодушные вопросы маленькой Селлерс, которая по-прежнему относилась к ней с глубоким почтением и потому была у нее в милости.

— Он смешной, правда? — сказала мисс Селлерс о мистере Голспи.

— Да, чудаковат.

— Мне бы хотелось знать, мисс Мэтфилд, — продолжала мисс Селлерс серьезно и почтительно. — Нравится он вам по-настоящему?

Мисс Мэтфилд подняла густые черные брови и испустила долгое «гм». Проделав эту небольшую пантомиму, она спросила:

— А вам?

— Видите ли… — ответила мисс Селлерс, морща носик в мучительном умственном напряжении, — и нравится и нет. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Мисс Мэтфилд отлично поняла, но не сказала этого мисс Селлерс. Она только поощрила ее взглядом.

— Иной раз мне кажется, что он славный, — продолжала мисс Селлерс, глядя куда-то в пространство, — а иногда он мне совсем, совсем не нравится. Вы не думайте — он ни разу мне не сказал и не сделал ничего плохого, и я ведь вижу его не так часто, как вы, мисс Мэтфилд. Но иногда я подмечаю у него жестокий взгляд.

— Какой?

Голос мисс Селлерс упал до шепота.

— Жестокий, — повторила она, делая большие глаза. — И тон у него тоже бывает иногда препротивный. Тогда я думаю: «Ну нет, не нравишься ты мне и не хотела бы я ни за что на свете оказаться у тебя на дороге». А иногда он невероятно любезен. Но и тогда он мне нравится гораздо меньше, чем мистер Дэрсингем. А вам мистер Дэрсингем нравится, мисс Мэтфилд? Вот он — настоящий джентльмен, правда? Он мне нравится больше всех в конторе.

А мне — нет! — Это было сказано хриплым шепотом, и сказал это Стэнли, который минуту назад скопировал последнее письмо и незаметно подкрался к ним.

— А тебя кто спрашивает? — обрезала его мисс Селлерс. — Ступай прочь.

— Мне всех больше нравится мистер Голспи, — сказал Стэнли, и восторженные ноты прозвучали в его хриплом шепоте. — А знаете почему? Он настоящий мужчина. Держу пари, что у него было много приключений.

— Да уж ты вечно со своими приключениями, — презрительно фыркнула мисс Селлерс. — Что ты можешь знать о нем?

— Слыхал кое-что, — сказал Стэнли медленно и выразительно.

— Что слыхал?

— А вот и не скажу.

— Не скажешь потому, что тебе нечего сказать. Шел бы ты лучше делать свое дело, мальчуган.

— Я такой же взрослый, как и вы.

— Нахал! Не мешало бы тебе, когда будешь заниматься слежкой за людьми, заодно поучиться у них хорошим манерам, — съязвила мисс Селлерс, выбрав со свойственной женщинам в таких случаях быстротой и точностью слабое место в броне противника.