Сказки века джаза - Фрэнсис Скотт Фицджеральд Страница 44

– Привет!

– Как дела?

– Салли Кэрролл, – спросила Мэрилин, едва они тронулись в путь, – ты помолвлена?

– Боже мой, да кто распустил эти слухи? Стоит мне лишь взглянуть на мужчину, как весь город тут же начинает судачить о моей помолвке!

Кларк смотрел прямо перед собой, с преувеличенным вниманием изучая болтик на громыхавшем ветровом стекле.

– Салли Кэрролл, – произнес он с необычным напряжением, – разве мы тебе не нравимся?

– Что?

– Мы, твои друзья, здесь?

– Кларк, ты же знаешь, что это не так! Я обожаю вас всех, всех здешних парней!

– Тогда почему ты согласилась на помолвку с янки?

– Кларк, я не знаю. Я не очень представляю, что меня ждет, но я хочу везде побывать, повидать людей. Я хочу развиваться. Хочу жить там, где происходят всякие важные вещи.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ох, Кларк… Я люблю тебя, и люблю Джо, и Бена Аррота тоже, и вообще всех вас люблю, но ведь вы… Вы все…

– Мы все неудачники?

– Да. Я говорю не только о деньгах, но и том, что вы все… не ищете ничего, ничего не хотите достичь, и это очень печально… Ну как мне тебе объяснить?

– И ты так считаешь потому, что мы все живем тут, в Тарлтоне?

– Да, Кларк. И еще потому, что вам здесь все нравится и вы не хотите ничего менять, ни о чем не думаете и никуда не двигаетесь.

Он кивнул, а она потянулась и сжала его руку.

– Кларк, – нежно сказала она, – я ни за что на свете не смогла бы тебя изменить. Ты и так очень милый. И все, что приведет тебя к неудаче, я всегда буду любить: и то, что ты живешь прошлым, и дни и вечера, наполненные ленью, и твою беспечность, и твою щедрость.

– Но все же ты хочешь уехать?

– Да. Потому что я никогда не выйду за тебя замуж. В моем сердце ты занимаешь то место, которое не сможет занять никто другой, но, если мне придется здесь остаться, я никогда не успокоюсь. Я всегда буду чувствовать, что трачу свои силы зря. Видишь ли, у моей души есть две стороны. Одна из них – сонная и медлительная, та, которую любишь ты; вторая – энергичная, которая толкает меня на всякие дикие поступки. И эта моя черта где-нибудь обязательно пригодится и останется со мной, когда исчезнет моя красота.

Салли Кэрролл умолкла с характерной внезапностью, вздохнув: «Ну, слава богу!» – ведь ее настроение уже изменилось.

Прикрыв глаза и откинув голову назад, на спинку сиденья, она отдалась во власть благоухающего ветерка, обдувавшего ее веки и взъерошивавшего мягкие завитки ее коротко стриженных волос. Они уже выехали из города; дорога петляла между спутанной порослью ярко-зеленого кустарника, травы и высоких деревьев, листва которых хранила приятную прохладу. То тут, то там мелькали убогие негритянские хижины, у дверей которых восседали седовласые старцы, покуривая трубочки из высушенных кукурузных початков, а в нестриженой траве неподалеку с полдюжины скудно одетых негритят играли с оборванными тряпичными куклами. Вдалеке виднелись ленивые хлопковые поля, на которых даже работники казались неосязаемыми тенями, которые солнце дарило земле, но не для тяжких трудов, а лишь для того, чтобы поддержать вековую традицию золотых сентябрьских дней. И над всей этой усыпляющей живописностью, над деревьями, лачугами и илистыми водами рек, царило тепло – не враждебное, но приятное, словно огромное теплое материнское лоно матушки-земли.

– Салли Кэрролл, приехали!

– Бедная детка утомилась и уснула!

– Милая, так ты все-таки смогла умереть от лени?

– Вода, Салли Кэрролл! Прохладная водичка ждет тебя!

Она открыла сонные глаза.

– Привет! – пробормотала она, улыбаясь.

II

В ноябре с севера страны на четыре дня приехал Гарри Беллами – высокий, широкоплечий и энергичный. Он намеревался уладить дело, которое откладывалось с середины прошлого лета – с тех самых пор, как в Ашвилле, что в штате Северная Каролина, он познакомился с Салли Кэрролл.

Улаживание заняло всего лишь один тихий день и вечер перед горящим камином, поскольку Гарри Беллами обладал всем, что было нужно Салли Кэрролл; кроме того, она его любила. Его любила та часть ее души, которая предназначалась у нее специально для любви. Душа Салли Кэрролл обладала несколькими хорошо различимыми частями.

В последний день перед его отъездом они пошли гулять, и она обнаружила, что ноги сами несут ее к одному из любимых мест: к кладбищу. Когда в веселых лучах солнца показались серо-белые камни и зелено-золотистая ограда, она в нерешительности остановилась у железных ворот.

– Гарри, а ты легко поддаешься печали? – спросила она, чуть улыбнувшись.

– Печали? Ни в коем случае!

– Ну тогда пойдем. На некоторых это место нагоняет тоску, но мне здесь нравится.

Они прошли через ворота и пошли по дорожке, петлявшей среди долины могил: серых и старомодных – пятидесятых годов; причудливо изрезанных цветами и вазами – семидесятых; могилы девяностых были богато украшены навеки прикорнувшими на каменных подушках ужасными толстенькими херувимами из мрамора и огромными гирляндами безымянных гранитных цветов. Кое-где виднелись склоненные фигуры с букетами в руках, но большинство могил было окутано тишиной и укрыто опавшей листвой, издававшей аромат, пробуждающий у живых лишь призрачные воспоминания.

Они поднялись на вершину холма и остановились перед высоким округлым надгробием, усыпанным темными влажными пятнами и полускрытым опутавшими его вьющимися стеблями.

– Марджори Ли, – прочитала она вслух. – 1844–1873. Она была красавицей, наверное… Умерла в двадцать девять лет. Милая Марджори Ли! – нежно добавила она. – Можешь ее представить, Гарри?

– Да, Салли Кэрролл!

Он почувствовал, как узкая ладонь сжала его руку.

– Я думаю, у нее были светлые волосы, и она всегда вплетала в них ленту, и носила пышные небесно-голубые и лилово-розовые юбки с фижмами.

– Да!

– Ах, какая же она была милая, Гарри! Она была рождена для того, чтобы стоять на широком крыльце с колоннами и звать гостей в дом. Думаю, что много кавалеров ушло на войну, надеясь к ней вернуться; но, видно, вернуться так никому и не удалось.

Он наклонился поближе к камню, пытаясь найти хоть какую-нибудь запись о замужестве:

– Больше ничего не написано.

– Ну разумеется, ничего! Что может быть лучше, чем просто «Марджори Ли» и эти красноречивые даты?

Она придвинулась к нему поближе, и когда ее светлые волосы коснулись его щеки, у него к горлу неожиданно подкатил комок.

– Теперь ты и правда видишь ее, Гарри?

– Вижу, – тихо отозвался он. – Я вижу ее твоими чудесными глазами. Ты сейчас так красива, и я знаю, что и она была так же прекрасна!