Преступление и наказание - Федор Достоевский Страница 43

Раскольников вынул сколько вынулось: три пятака.

– Ах, какой добреющий барин!

– Как тебя зовут?

– А Дуклиду спросите.

– Нет уж, это что же, – вдруг заметила одна из группы, качаяголовой на Дуклиду. – Это уж я и не знаю, как это так просить! Я бы, кажется,от одной только совести провалилась…

Раскольников любопытно поглядел на говорившую. Это быларябая девка, лет тридцати, вся в синяках, с припухшею верхнею губой. Говорила иосуждала она спокойно и серьезно.

«Где это, – подумал Раскольников, идя далее, – где это ячитал, как один приговоренный к смерти, за час до смерти, говорит или думает,что если бы пришлось ему жить где-нибудь на высоте, на скале, и на такойузенькой площадке, чтобы только две ноги можно было поставить, – а кругом будутпропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, – и оставатьсятак, стоя на аршине пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность, – то лучшетак жить, чем сейчас умирать! Только бы жить, жить и жить! Как бы ни жить, –только жить!.. Экая правда! Господи, какая правда! Подлец человек! И подлецтот, кто его за это подлецом называет», – прибавил он через минуту.

Он вышел в другую улицу. «Ба! „Хрустальный дворец“! ДавечаРазумихин говорил, про „Хрустальный дворец“. Только, чего бишь я хотел-то? Да,прочесть!.. Зосимов говорил, что в газетах читал…»

– Газеты есть? – спросил он, входя в весьма просторное идаже опрятное трактирное заведение о нескольких комнатах, впрочем довольнопустых. Два-три посетителя пили чай, да в одной дальней комнате сидела группа,человека в четыре, и пили шампанское. Раскольникову показалось, что между нимиЗаметов. Впрочем, издали нельзя было хорошо рассмотреть.

«А пусть!» – подумал он.

– Водки прикажете-с? – спросил половой.

– Чаю подай. Да принеси ты мне газет, старых, этак дней запять сряду, а я тебе на водку дам.

– Слушаю-с. Вот сегодняшние-с. И водки прикажете-с?

Старые газеты и чай явились. Раскольников уселся и сталотыскивать: «Излер – Излер – Ацтеки – Ацтеки – Излер – Бартола – Массимо –Ацтеки – Излер… фу, черт! а, вот отметки: провалилась с лестницы – мещанинсгорел с вина – пожар на Песках – пожар на Петербургской – еще пожар на Петербургской– еще пожар на Петербургской – Излер – Излер – Излер – Излер – Массимо… А,вот…»

Он отыскал, наконец, то, чего добивался, и стал читать;строки прыгали в его глазах, он, однако ж, дочел все «известие» и жаднопринялся отыскивать в следующих нумерах позднейшие прибавления. Руки егодрожали, перебирая листы, от судорожного нетерпения. Вдруг кто-то сел подленего, за его столом. Он заглянул – Заметов, тот же самый Заметов и в том жевиде, с перстнями, с цепочками, с пробором в черных вьющихся и напомаженныхволосах, в щегольском жилете и в несколько потертом сюртуке и несвежем белье.Он был весел, по крайней мере, очень весело и добродушно улыбался. Смуглое лицоего немного разгорелось от выпитого шампанского.

– Как! Вы здесь? – начал он с недоумением и таким тоном, какбы век был знаком, – а мне вчера еще говорил Разумихин, что вы все не в памяти.Вот странно! А ведь я был у вас…

Раскольников знал, что он подойдет. Он отложил газеты иповоротился к Заметову. На его губах была усмешка, и какое-то новоераздражительное нетерпение проглядывало в этой усмешке.

– Это я знаю, что вы были, – отвечал он, – слышал-с. Носокотыскивали… А знаете, Разумихин от вас без ума, говорит, что вы с ним к ЛавизеИвановне ходили, вот про которую вы старались тогда, поручику-то Пороху мигали,а он все не понимал, помните? Уж как бы, кажется, не понять – дело ясное… а?

– А уж какой он буян!

– Порох-то?

– Нет, приятель ваш, Разумихин…

– А хорошо вам жить, господин Заметов; в приятнейшие меставход беспошлинный! Кто это вас сейчас шампанским-то наливал?

– А это мы… выпили… Уж и наливал?!

– Гонорарий! Всем пользуетесь! – Раскольников засмеялся. –Ничего, добреющий мальчик, ничего! – прибавил он, стукнув Заметова по плечу, –я ведь не назло, «а по всей то есь любови, играючи», говорю, вот какработник-то ваш говорил, когда он Митьку тузил, вот, по старухиному-то делу.

– А вы почем знаете?

– Да я, может, больше вашего знаю.

– Чтой-то какой вы странный… Верно, еще очень больны.Напрасно вышли…

– А я вам странным кажусь?

– Да. Что это вы, газеты читаете?

– Газеты.

– Много про пожары пишут.

– Нет, я не про пожары. – Тут он загадочно посмотрел наЗаметова; насмешливая улыбка опять искривила его губы. – Нет, я не про пожары,– продолжал он, подмигивая Заметову. – А сознайтесь, милый юноша, что вамужасно хочется знать, про что я читал?

– Вовсе не хочется; я так спросил. Разве нельзя спросить?Что вы все…

– Послушайте, вы человек образованный, литературный, а?

– Я из шестого класса гимназии, – отвечал Заметов снекоторым достоинством.

– Из шестого! Ax ты, мой воробушек! С пробором, в перстнях –богатый человек! Фу, какой миленький мальчик! – Тут Раскольников залилсянервным смехом, прямо в лицо Заметову. Тот отшатнулся, и не то чтоб обиделся, ауж очень удивился.

– Фу, какой странный! – повторил Заметов очень серьезно. –Мне сдается, что вы все еще бредите.

– Брежу? Врешь, воробушек!.. Так я странен? Ну, а любопытеня вам, а? Любопытен?

– Любопытен.

– Так сказать, про что я читал, что разыскивал? Ишь ведьсколько нумеров велел натащить! Подозрительно, а?

– Ну, скажите.

– Ушки на макушке?

– Какая еще там макушка?

– После скажу, какая макушка, а теперь, мой милейший,объявляю вам… нет, лучше: «сознаюсь»… Нет, и это не то: «показание даю, а выснимаете» – вот как! Так даю показание, что читал, интересовался, отыскивал…разыскивал… – Раскольников прищурил глаза и выждал, – разыскивал – и для того изашел сюда, – об убийстве старухи чиновницы, – произнес он, наконец, почтишепотом, чрезвычайно приблизив свое лицо к лицу Заметова. Заметов смотрел нанего прямо в упор, не шевелясь и не отодвигая своего лица от его лица. Страннеевсего показалось потом Заметову, что ровно целую минуту длилось у них молчаниеи ровно целую минуту они так друг на друга глядели.

– Ну что ж, что читали? – вскричал он вдруг в недоумении и внетерпении. – Мне-то какое дело! Что ж в том?

– Это вот та самая старуха, – продолжал Раскольников, тем жешепотом и не шевельнувшись от восклицания Заметова, – та самая, про которую,помните, когда стали в конторе рассказывать, а я в обморок-то упал. Что, теперьпонимаете?