Зверобой - Джеймс Фенимор Купер Страница 42

Девушка, так внезапно остановившая Гетти, носила на плечах миткалевую накидку, которая прикрывала всю верхнюю половину ее тела. Короткая юбка, обшитая золотым позументом, спускалась только до колен. Гамаши из той же ткани и мокасины из оленьей шкуры дополняли наряд. Волосы длинными черными косами спускались на плечи и на спину и были разделены над низким гладким лбом, что смягчало выражение глаз, в котором хитрость сочеталась с простодушием. Лицо у девушки было овальное, с тонкими чертами, зубы ровные, белые. Голос у нее был тихий, как вздохи ночного ветерка, что вообще характерно для женщины индейской расы, но он так выделялся в этом отношении, что девушке дали прозвище Уа-та-Уа, которое по-английски можно перевести: «Тише, о тише!»

Короче говоря, это была невеста Чингачгука. Усыпив подозрительность своих похитителей, она получила разрешение прогуливаться в окрестностях лагеря. Эта поблажка, впрочем, вполне соответствовала обычаям индейцев, которые к тому же знали, что в случае бегства девушку нетрудно будет отыскать по следу. Надо также напомнить, что ирокезы, или гуроны, как правильнее будет называть их, не догадывались о появлении на озере ее жениха. Да и сама она ничего об этом не знала.

Трудно сказать, кто из девушек обнаружил больше самообладания при этой неожиданной встрече — бледнолицая или краснокожая. Во всяком случае, Уа-та-Уа лучше знала, чего она хочет. Когда она была ребенком, ее отец долго служил как воин у колониального начальства. Сама она прожила несколько лет по соседству с фортом и выучилась английскому языку, на котором говорила отрывисто, как все индейцы, но совершенно бегло, и притом очень охотно, в отличие от большинства представителей своего племени.

— Куда идешь? — повторила Уа-та-Уа, ответив ласковой улыбкой на улыбку Гетти. — В той стороне злой воин. Добрый воин далеко.

— Как тебя зовут? — совсем по-детски спросила Гетти.

— Уа-та-Уа. Я не минг — добрая делаварка, друг ингизов [46]. Минги жестокие, любят скальпы для крови; делавары любят для славы. Иди сюда, здесь нет глаз.

Уа-та-Уа повела свою новую подругу к озеру и спустилась на берег, чтобы укрыться под деревьями от посторонних взоров. Здесь девушки сели на упавшее дерево, вершина которого купалась в воде.

— Зачем ты пришла? — тревожно спросила молодая индианка. — Откуда ты пришла?

Со своей обычной простотой и правдивостью Гетти рассказала ей свою историю. Она объяснила, в каком положении находится ее отец, и заявила, что хочет помочь ему и, если возможно, добиться его освобождения.

— Зачем твой отец приходил в лагерь мингов прошлой ночью? — спросила индейская девушка с такой же искренней прямотой. — Он знает — теперь военное время, и он не мальчик, у него борода. Шел — знал, что у ирокезов есть ружья, томагавки и ножи. Зачем он приходит ночью, хватает меня за волосы и хочет снять скальп с делаварской девушки?

Гетти от ужаса едва не упала в обморок.

— Неужели он схватил тебя? Он хотел снять с тебя скальп?

— Почему нет? Скальп делавара можно продать, как скальп минга. Губернатор не знает разницы. Очень худо для бледнолицего ходить за скальпами. Не его обычай. Так мне всегда говорил добрый Зверобой.

— Ты знаешь Зверобоя? — спросила Гетти, зарумянившись от удивления и радости. — Я его тоже знаю. Он у нас в ковчеге с Юдифью и делаваром, которого зовут Большой Змей. Этот Змей тоже красивый и смелый воин.

Хотя природа одарила индейских красавиц темным цветом лица, щеки Уа-та-Уа покрылись еще более густым румянцем при этих словах, а в ее черных, как смоль, глазах засверкало необычное оживление. Предостерегающе подняв палец, она понизила свой и без того тихий и нежный голос до едва слышного шепота.

— Чингачгук! — сказала она, произнося это суровое имя такими мягкими горловыми звуками, что оно прозвучало почти как мелодия. — Его отец Ункас, великий вождь Махикани, самый близкий к старому Таменунду! Ты знаешь Змея?

— Он явился к нам вчера вечером и пробыл со мною в ковчеге два или три часа, пока я не ушла от них. Я боюсь, Уа-та-Уа, что он пришел сюда за скальпами, так же как мой бедный отец и Гарри Непоседа.

— А почему бы и нет? Чингачгук — красный воин, очень красный, скальпы приносят ему славу. Он, конечно, будет искать их.

— В таком случае, — серьезно сказала Гетти, — он так же жесток, как все другие. Бог не простит краснокожему то, чего не прощает белому.

— Неправда! — возразила делаварская девушка с горячностью, доходившей почти до азарта. — Говорю тебе, неправда! Маниту улыбается, когда молодой воин приходит с тропы войны с двумя, с десятью, с сотней скальпов на шесте! Отец Чингачгука снимал скальпы, дед снимал скальпы — все великие вожди снимали скальпы, и Чингачгук от них не отстанет.

— Тогда его должны мучить по ночам дурные сны. Нельзя быть жестоким и надеяться на прощение.

— Он не жесток, не за что его винить! — воскликнула Уа-та-Уа, топнув своей маленькой ножкой по песку и покачивая головой. — Говорю тебе, Змей храбр. На этот раз он вернется домой с четырьмя — нет, с двумя скальпами.

— И для этого он пришел сюда? Неужели он отправился так далеко, через горы, долины, реки и озера, чтобы мучить своих ближних и заниматься этим гадким делом?

Этот вопрос сразу потушил загоревшийся было гнев оскорбленной индейской красавицы. Сперва она подозрительно оглянулась по сторонам, как бы опасаясь нескромных ушей, затем пытливо поглядела в лицо своей подруги и наконец с девической кокетливостью и женской стыдливостью закрыла лицо обеими руками и рассмеялась таким музыкальным смехом, что его следовало бы назвать мелодией лесов.

Впрочем, боязнь быть услышанной быстро положила конец этому наивному изъявлению сердечных чувств. Опустив руки, это порывистое существо снова пытливо уставилось в лицо подруги, как бы спрашивая, можно ли доверить ей важный секрет. Хотя Гетти не могла похвастать такой ослепительной красотой, как Юдифь, многие полагали, что лицо ее еще больше располагает в свою пользу. Оно выражало всю неподдельную искренность ее характера, и в то же время в нем не было тех неприятных черт, которые часто свойственны слабоумным. Подчиняясь внезапному порыву нежности, Уа-та-Уа обняла Гетти с таким чувством, непосредственность которого могла сравниться только с его горячностью.

— Ты добрая, — прошептала молодая индианка, — ты добрая, я знаю. Так давно Уа-та-Уа не имела подруги, сестры, кого-нибудь, чтобы рассказать о своем сердце! Ты моя подруга, правда?

— У меня никогда не было подруги, — ответила Гетти, с неподдельной сердечностью отвечая на горячие объятия. — У меня есть сестра, но подруги нет. Юдифь любит меня, и я люблю Юдифь. Но мне бы хотелось иметь также подругу. Я буду твоей подругой от всего сердца, потому что мне нравится твой голос, и твоя улыбка, и то, как ты судишь обо всем, если не считать скальпов…