Подросток - Федор Достоевский Страница 42

— Деньги взял?

— Еще как! И знаешь, мой друг, в этом пункте даже совсемудивил меня. Трех тысяч у меня тогда в кармане, разумеется, не случилось, но ядостал семьсот рублей и вручил ему их на первый случай, и что же? Он две тысячитриста остальных стребовал же с меня, в виде заемного письма, для верности, наимя одного купца. Потом, через два года, он по этому письму стребовал с меняуже деньги судом и с процентами, так что меня опять удивил, тем более чтобуквально пошел сбирать на построение божьего храма, и с тех пор вот ужедвадцать лет скитается. Не понимаю, зачем страннику столько собственных денег…деньги такая светская вещь… Я, конечно, предлагал их в ту минуту искренно и,так сказать, с первым пылом, но потом, по прошествии столь многих минут, я,естественно, мог одуматься… и рассчитывал, что он по крайней мере меня пощадит…или, так сказать, нас пощадит, нас с нею, подождет хоть по крайней мере. Однакодаже не подождал…

(Сделаю здесь необходимое нотабене: если бы случилось, чтомать пережила господина Версилова, то осталась бы буквально без гроша настарости лет, когда б не эти три тысячи Макара Ивановича, давно уже удвоенныепроцентами и которые он оставил ей все целиком, до последнего рубля, в прошломгоду, по духовному завещанию. Он предугадал Версилова даже в то еще время.)

— Вы раз говорили, что Макар Иванович приходил к вамнесколько раз на побывку и всегда останавливался на квартире у матушки?

— Да, мой друг, и я, признаюсь, сперва ужасно боялся этихпосещений. Во весь этот срок, в двадцать лет, он приходил всего раз шесть илисемь, и в первые разы я, если бывал дома, прятался. Даже не понимал сначала,что это значит и зачем он является? Но потом, по некоторым соображениям, мнепоказалось, что это было вовсе не так глупо с его стороны. Потом, случайно, якак-то вздумал полюбопытствовать и вышел поглядеть на него и, уверяю тебя,вынес преоригинальное впечатление. Это уже в третье или четвертое егопосещение, именно в ту эпоху, когда я поступал в мировые посредники и когда,разумеется, изо всех сил принялся изучать Россию. Я от него услышал дажечрезвычайно много нового. Кроме того, встретил в нем именно то, чего никак неожидал встретить: какое-то благодушие, ровность характера и, что всегоудивительнее, чуть не веселость. Ни малейшего намека на то (tu comprends?) [32] ив высшей степени уменье говорить дело, и говорить превосходно, то есть безглупого ихнего дворового глубокомыслия, которого я, признаюсь тебе, несмотря навесь мой демократизм, терпеть не могу, и без всех этих напряженных русизмов,которыми говорят у нас в романах и на сцене «настоящие русские люди». При этомчрезвычайно мало о религии, если только не заговоришь сам, и премилые дажерассказы в своем роде о монастырях и монастырской жизни, если самполюбопытствуешь. А главное — почтительность, эта скромная почтительность,именно та почтительность, которая необходима для высшего равенства, мало того,без которой, по-моему, не достигнешь и первенства. Тут именно, через отсутствиемалейшей заносчивости, достигается высшая порядочность и является человек,уважающий себя несомненно и именно в своем положении, каково бы оно там ни былои какова бы ни досталась ему судьба. Эта способность уважать себя именно всвоем положении — чрезвычайно редка на свете, по крайней мере столь же редка,как и истинное собственное достоинство… Ты сам увидишь, коль поживешь. Но всегоболее поразило меня впоследствии, и именно впоследствии, а не вначале (прибавилВерсилов) — то, что этот Макар чрезвычайно осанист собою и, уверяю тебя,чрезвычайно красив. Правда, стар, но

Смуглолиц, высок и прям,

прост и важен; я даже подивился моей бедной Софье, как этоона могла тогда предпочесть меня; тогда ему было пятьдесят, но все же он былтакой молодец, а я перед ним такой вертун. Впрочем, помню, он уже и тогда былнепозволительно сед, стало быть, таким же седым на ней и женился… Вот разве этоповлияло.

У этого Версилова была подлейшая замашка из высшего тона:сказав (когда нельзя было иначе) несколько преумных и прекрасных вещей, вдругкончить нарочно какою-нибудь глупостью, вроде этой догадки про седину МакараИвановича и про влияние ее на мать. Это он делал нарочно и, вероятно, сам незная зачем, по глупейшей светской привычке. Слышать его — кажется, говориточень серьезно, а между тем про себя кривляется или смеется.