Братья Ашкенази - Исроэл-Иешуа Зингер Страница 41

До поры до времени он молчал, не высовывался, ни во что не вмешивался. Зато он, как гриб, все впитывал в себя. Потихоньку и он начал вставлять в разговор слово: тут спросит о каком-нибудь дельце, там ощупает какой-нибудь товар, и, глядишь, обстряпал сделку. Он быстро усвоил лодзинскую манеру разговаривать с людьми: вытягивать из них все что нужно и разыгрывать, если требовало дело, глухонемого, не давая ответа на поставленный вопрос. Он даже научился, как всякий лодзинский купец, брать собеседника за лацкан, чтобы пощупать материал, из которого сшит его костюм. Люди стали обращать на него внимание, расспрашивать о нем.

— Это сын Аврома-Герша Ашкенази и зять Хаима Алтера, — отвечали тем, кто о нем спрашивал.

— О! — с почтением говорили спрашивавшие и подвигались, чтобы дать ему место за своим столом.

Не успевали они оглянуться, как новичок становился среди них своим человеком, шутил, сыпал поговорками и хохмами, ловко отбиваясь от недоброжелателей и остряков, пытавшихся взять его в оборот и выставить на посмешище.

— Да, — восхищались им, — этот малый не пальцем делан. С ним держи ухо востро…

Мало-помалу сидевшим в грязных ресторанчиках стало ясно, что Симха-Меер, у которого едва пробивается борода, не просто сын своего отца и зять своего тестя, а, несмотря на юность, настоящий компаньон-совладелец ткацкой мастерской реб Хаима Алтера, куда он вложил целых десять тысяч рублей наличными, поэтому больше не просиживает штаны в хасидской молельне, а всерьез управляет делами тестя.

— Вот это серьезная птица, — стали кивать на него друг другу деловые евреи и приняли его в свои кружки. Купцы тут же начали говорить с ним о торговле, вокруг него завертелись маклеры, а солидные люди, намного старше его, стали отводить его в сторону и просить совета относительно тех или иных сделок, так чтобы другие их не слышали.

— Знаток, голова настоящего илуя! — кивали на него бородатые евреи. — Но пройдоха первый сорт, подметки на ходу режет…

Это было в Лодзи высшей похвалой.

Симха-Меер работал без устали. Его голова с высоким лбом, с коротко стриженными волосами, на которых шелковая хасидская шапочка всегда лежала как-то сморщенно, не переставала думать, искать, выгадывать. Так, он рассчитал, что производимые их ткацкой мастерской женские платки слишком велики и широки, на них уходит много шерсти. Правда, они хорошо расходятся, эти платки. Прибыль от них немаленькая. Но где сказано, что они должны быть именно такой длины и ширины? Что за беда, если они будут немного уже и короче? Ни одна еврейка, ни одна кацапка в России не схватится, что ее платок меньше на один ряд. Что такое один ряд? Для покупателя ничего, а для фабриканта очень много. Симха-Меер, который всегда ходил с карандашом за ухом, чтобы вытащить его при первой необходимости и сделать подсчеты на чем придется — на бумаге, столовой скатерти, стене или подвернувшемся куске товара, — быстро вычислил, что каждый рабочий делает по три платка за смену, значит, всего производится сто сорок платков в день, почти тысяча платков в неделю и сорок тысяч платков в год. Если от каждого платка взять всего один ряд, что будет совсем незаметно, получится кругленькая сумма, очень неплохой доход за счет экономии шерсти.

Уже на следующий день он велел ткачам уменьшить число рядов в платках.

— Старик хочет, чтобы мы заныкали ряд? — спросил Тевье-есть-в-мире-хозяин и подмигнул.

— Я не желаю слышать таких разговоров, — сразу же поставил его на место Симха-Меер. — Платки слишком длинны. Делай, что тебе велят, и поменьше болтай. Никто не должен знать, что происходит в мастерской.

И ткачи делали то, что им велел Симха-Меер. Они даже слегка растягивали платки, чтобы компенсировать сэкономленный ряд. Симха-Меер научил их, как надо ткать. Никто не заметил перемены. Не только женщины, но даже купцы. Все прошло гладко, как по маслу. Симха-Меер был очень доволен. Видя, что первое дело увенчалось успехом, Симха-Меер стал думать, на чем бы еще сэкономить. Он велел соткать платок из нитки, в которой шерсть была смешана с отходами. Лодзь теперь кишела специалистами, изготовлявшими такие нитки. Только настоящие знатоки могли понять, что это не чистая шерсть. Но для этого и им приходилось раскручивать нитку. Купцы же такую нить распознать не могли. Для начала Симха-Меер сделал пробу, чтобы посмотреть, как пойдет. Прошло не хуже, чем с уменьшением числа рядов. И Симха-Меер стал крупным закупщиком самопальных ниток.

Чем дальше, тем больше он выискивал ходы, чтобы ввести в своей ткацкой мастерской экономию. Он велел соткать платок так, чтобы сверху была шерсть, снизу была шерсть, а в середине — хлопок. При этом он приказал выткать по краям платка красивые красные цветы. Тевье-есть-в-мире-хозяин умел украшать эти дешевые шали очень красивыми, яркими цветами. Русские женщины расхватывали новинку, и Симха-Меер поставил производство двойных платков на поток. Они стали сенсацией в Лодзи. Их тут же принялись копировать другие фабриканты, но пока они налаживали их выпуск, Симха-Меер успел сделать деньги.

Со временем он стал производить платки из одного только хлопка. Некрасивые, тонкие, но очень дешевые, доступные всем женщинам, включая самых бедных. Рабочие быстро производили эти дешевые платки — штук по семь в день. Товар был невероятно пестрым, почти кричащим. Несмотря на юные годы, Симха-Меер прекрасно знал, что дешевую конфетку обязательно надо завернуть в яркую обертку, чтобы она привлекала покупателей. И его платки их привлекали. Он получал заказ за заказом. Тесть дулся. Ему не нравилось, что его славная, солидная ткацкая мастерская производит какие-то тряпки, работает с хлопком и нередко гонит халтуру самого низкого сорта. Но Симха-Меер не слушал его. Платки его производства расходились лучше дорогих шерстяных и приносили отличный доход. Симха-Меер не понимал, почему он должен отказываться от такой прибыли.

— Где это в Торе сказано, что за шерсть местечко в раю дают лучше, чем за хлопок? — вопрошал он с напевом, подходящим для чтения Геморы. — Пусть тесть покажет мне. Мне очень хочется посмотреть.

Реб Хаим Алтер начал говорить о чести и достоинстве купца, но Симха-Меер был глух к его словам.

— Тесть может на меня положиться, — сказал он. — Зачем тестю себя беспокоить? Я обо всем позабочусь сам.

Реб Хаим Алтер почувствовал, что Симха-Меер уж слишком добр к нему, прямо праведник какой-то. Это обеспокоило его, даже напугало. Кроме того, его задевало то, что этот сопляк так влез в его дела, распоряжается всем направо и налево, чувствует себя в ткацкой мастерской Хаима Алтера царем и господином. Реб Хаим Алтер каждый день собирался взбунтоваться, взять дело в свои руки, снова стать хозяином, показать зятю, кто тут старший. Он вдруг врывался в мастерскую, принимался кричать, высказывать свое мнение, разговаривать с купцами, но и ткачи, и купцы видели, что он не знает, о чем говорит, что он понятия не имеет о том, как идут дела на предприятии, и они спешили отделаться от него и обратиться к Симхе-Мееру. Нет, он не мог взять назад то, что раньше упустил. Ведь и до Симхи-Меера он не вникал в торговые дела своей ткацкой мастерской. За него все делал Шмуэль-Лейбуш. Он только подписывал бумаги, векселя и брал деньги, когда они были ему нужны. И теперь он знал о коммерции не больше, чем прежде. Все делал Симха-Меер. Поэтому, поорав, пошумев без всякого толка и смысла, реб Хаим Алтер уходил из мастерской с тем же, с чем пришел.