Книга о Боге - Кодзиро Сэридзава Страница 40

— Ну вот и все, что я должен был сказать, — тут же вскочил, быстро, будто спасаясь бегством, спустился по лестнице и выскочил в прихожую. Пока я надевал ботинки, поданные мне каким-то юношей, в прихожую с покрасневшими глазами вышел О. и тут же повез меня в гостиницу.

В машине я со вздохом сказал:

— Ну вот, все уже и забыто, — а сам никак не мог успокоиться. Какой ужасный человек отец О.! Как он мог, выступая перед своей паствой в Корее, говорить о своей прекрасной супруге как о дурной жене, называть ее худшей женщиной в мире! Мне было мучительно жалко О., на глазах которого все это происходило, наверное, именно поэтому он и уверяет теперь всех, что во всей Японии нет женщины лучше его жены.

На следующее утро я на экспрессе возвращался в Токио, О. с женой пришли проводить меня на вокзал. Я уже садился в вагон, когда он тихо сказал мне:

— Спасибо вам, сэнсэй, вы очень помогли мне. И матушка довольна.

Видя, как много О. ездит по стране, выступая в разных церквях, я часто думаю о том, что из него получился-таки прекрасный наставник, что теперь все, связанное с верой, полностью им постигнуто.

Эти два случая произвели на меня тем более глубокое впечатление, что сам я неверующий. Потом госпожа Родительница в алом иногда снилась мне и подбадривала меня, но постепенно перестала сниться.

С тех пор прошло тринадцать лет.

И вот теперь живосущая Вероучительница через профессора Кодайру просит меня о встрече и хочет, чтобы я написал «Жизнеописание Вероучительницы в человеческом обличье».

Трудно представить себе что-нибудь более неожиданное. Сорок лет тому назад я потратил десять лет на «Жизнеописание Вероучительницы», так что же, выходит, сама она недовольна результатом? Я обещал профессору Кодайре встретиться с ней и только в самом конце понял, что речь идет о встрече не лично с живосущей Вероучительницей, а с каким-то двадцатидвухлетним юнцом. Я почувствовал себя разочарованным, но отменить встречу было уже слишком трудно.

Я согласился встретиться с юношей, но никакого интереса к нему не испытывал. Мне просто было любопытно, в какой форме, каким способом он будет передавать мне желания живосущей Родительницы. Словом, я как позитивист был снова готов на эксперимент…

Раз говорят, что юноша видел живосущую Родительницу, неплохо бы расспросить его, как она выглядит, ведь я сам встречался с ней дважды, и у меня сложилось вполне определенное впечатление, почему бы по крайней мере не проверить его правильность? К тому же он якобы говорит ее голосом, так что можно будет выяснить, она ли посещала меня или нет, ведь у нее очень характерная речь и с точки зрения интонаций, и сточки зрения манеры говорить, выбора слов… Я решил провести эти два эксперимента, и встреча с юношей интересовала меня исключительно в этом плане.

Профессор Кодайра, как было условлено, привел его ко мне на следующий день в три часа дня. Я пригласил их в нижнюю гостиную. Профессор и юноша устроились рядом на диване, я же сел с противоположной стороны стола, чтобы удобнее было наблюдать.

Юноша выглядел старше своих лет, я бы дал ему двадцать семь или двадцать восемь. Он оказался настоящим красавцем: высокий, крепкого телосложения, с правильными чертами лица. Одет был довольно небрежно — в затрапезный свитер и линялые синие джинсы. Когда профессор представлял нас друг другу, он произнес несколько положенных учтивых фраз: его голос звучал по-юношески резковато и грубовато. В нем не было абсолютно ничего, что обычно связывается с расхожими представлениями о внешности медиума.

В тот день дочь читала лекции в консерватории, и ее не было дома, чай подала женщина, помогающая нам по хозяйству, юноша с явным удовольствием выпил его, и профессор, как видно желая побыстрее перейти к делу, сказал:

— Ты говорил, что живосущая Родительница хочет о чем-то попросить сэнсэя? Давай же не будем медлить и обратимся к ней.

— А у вас нет японской комнаты? Там было бы лучше…

Я решил провести их в небольшую комнату на том же нижнем этаже, посвященную памяти покойной жены, и попросил подготовить ее: сдвинуть в сторону горшки и вазы с цветами и положить на освободившееся место подушки для сидения.

Юноша, помыв руки, прошел в комнату. Поскольку мне никогда не приходилось участвовать в подобном обряде и я не знал, как себя вести, то решил полностью положиться на профессора и делать все как он.

Профессор сел рядом со мной прямо на пол. Перед нами положили сиденье, юноша сначала сел сбоку от него и, обратившись лицом к западу, четырежды хлопнул в ладоши. Потом он повернулся лицом к нам, сел на сиденье и молитвенно сложил руки перед грудью.

Лицо его стремительно менялось, у нас на глазах он из юноши превратился в старуху — большие глаза ввалились, рот изогнулся в ласковой улыбке, точно так же улыбалась та женщина в алом кимоно. И вот из его улыбающегося рта полился нежный и чистый голос, проникающий прямо в душу. Я узнал его, это был голос той женщины в алом.

— Что ж, прекрасно, вот мы и снова повстречались. Вот только жена твоя скончалась… Но она ушла к Богу со спокойной душой, да, ведь обе барышни, за которых сердечко-то ее болело, пристроены и все у них ладно сложилось… Тебе теперь несладко, ведь один-одинешенек остался, зато никто мешать не станет, когда примешься за дело, возложенное на тебя Богом-Родителем… А «Жизнеописание» твое мне понравилось, просто диву даешься, до каких мелочей ты сумел докопаться… Да, написано прекрасно. Только одно меня там не устраивает…

Слушая, я поражался: все — голос, интонации, манера говорить, выбор слов — было точь-в-точь таким же, как у женщины в алом, то есть у живосущей Родительницы. И не только голос — никто, кроме нее, не знал, что моя покойная жена так беспокоилась о судьбе двух младших дочерей… Я подумал, что мой эксперимент, во всяком случае во второй своей части, вполне удался, более того, я испытал удивительное, совершенно для меня неожиданное волнение, меня била дрожь, так что я с трудом улавливал отдельные слова.

Очевидно, она хотела сообщить мне некоторые подробности, которых недоставало в написанной мной биографии. Кое-что из сказанного ею хорошо известно всем приверженцам учения Тэнри, а именно: на двадцать третий день десятой луны девятого года Тэмпо (1838) Мики заказала службу, желая помочь своему сыну Сюдзи, у которого болели ноги, когда же во время этой службы ей пришлось встать на помост для свершения обрядов, на нее снизошел Бог-Родитель. Снизойдя же, обратился к мужу Дзэмбэю и ко всем собравшимся, причем сказанное Им тогда я услышал из Его собственных уст. Все во мне сжималось при звуках пронзительного, торжественного голоса Бога-Родителя, я внимал исполненным мощи и величия словам и смотрел на лицо юноши, которое в тот миг сделалось страшным, по его лбу градом катился пот…

Я испугался за него, но еще миг — и передо мной снова возникло лицо доброй старухи. Ласково улыбаясь, она продолжила свой рассказ:

— В тот миг, когда я услышала страшное возвестив Бога-Родителя, откуда-то с небес послышался глас, зовущий: «Мики, Мики», — тело мое легкой пушинкой воспарило к небесам, и я так и не узнала, что произошло в моем доме. Потом меня опустили снова на землю, я оказалась в прежней комнате, вокруг — уж не знаю, когда они пришли, — собрались все самые главные родственники, у них были серьезные, озабоченные лица, будто они говорили о чем-то важном, атмосфера в комнате стояла тяжелая. Меня с тревогой спросили, не голодна ли я, ведь вот уже три дня у меня во рту маковой росинки не было, я с удивлением узнала, что нынче двадцать шестое число, и подумала, а где же это я, собственно, провела последние три дня? С того-то все и началось (возникло Учение)…