Город - Уильям Фолкнер Страница 40

– Ну конечно, – сказал дядя Гэвин Рэтлифу. – И отчего это вы всегда тут как тут? – Он подошел к Скитсу Макгауну – это был приказчик дядюшки Билли и продавец газированной воды, он вместе с двумя другими мальчишками засунул голову в открытый сейф, откуда были украдены деньги, – вытащил Скитса оттуда, велел ему живо сбегать наверх и сказать доктору Пибоди, чтоб шел скорее. Потом дядя Гэвин и другие всем скопом кое-как успокоили дядюшку Билли, стараясь не подходить к нему особенно близко, а потом пришел доктор Пибоди уже со шприцем в руке, выставил почти всех вон, закатал дядюшке Билли рукав, потом снова опустил, и тогда дядюшка Билли настолько успокоился, что стал похож всего лишь на обыкновенного психа.

Так что Монтгомери Уорд попался исключительно из-за него. Вернее, из-за тех двоих, что украли морфий. К этому времени мы уже знали, что некоторые, идя из кино, видели этих двоих в аптеке, и теперь дядюшка Билли хотел знать, где был все это время Гровер Кливленд Уинбуш. Да, друзья, теперь он уже не был так лют. Теперь он просто был злой, нудный, въедливый и безжалостный, как слепень. Было девять часов, и в это время Гровер Уинбуш уже спал у себя дома. Кто-то предложил позвонить по телефону, разбудить его и сказать ему, чтобы он поскорей шел на площадь.

– К черту, – сказал дядюшка Билли. – Долга песня. Я пойду туда сам. Разбужу его и притащу сюда. Спешить ему не придется, я сам об этом позабочусь. У кого есть машина?

Но только к этому времени там уже был мистер Бак Коннорс, начальник полиции.

– Обождите, дядюшка Билли, – сказал он. – Все, что делается, всегда можно сделать правильно и неправильно. Нужно все сделать правильно. Эти люди, вероятно, уже затоптали большую часть следов. Но мы, по крайней мере, можем начать следствие, как положено по полицейскому уставу. Кроме того, Гровер Кливленд всю прошлую ночь дежурил. И сегодня ему снова всю ночь не спать. Надо дать ему выспаться.

– Вот именно, – сказал дядюшка Билли. – И-м-е-н-н-о! Всю ночь не спал, а сам был неизвестно где и не видел, как два негодяя грабили мою аптеку на глазах у всего этого проклятого города. Украли у меня лекарств на триста долларов, а Гровер Уинбуш…

– Сколько они взяли наличных? – сказал мистер Коннорс.

– Что? – сказал дядюшка Билли.

– Сколько денег было в сейфе?

– Не знаю, – сказал дядя Билли. – Я их не считал… Но все равно Гровер Уинбуш, которому мы платим сто двадцать пять в месяц только за то, чтоб он не спал один час за всю ночь и обходил площадь, он, видите ли, должен выспаться. Если ни у кого нет машины, вызовите такси. Я уже потерял из-за этого сукина сына триста долларов и не намерен останавливаться из-за каких-то двадцати пяти центов.

Но его окружили и не выпускали, пока кто-то звонил Гроверу Кливленду. И сначала мы подумали, что он здорово напугался, когда ему позвонили и подняли с постели, но потом узнали обо всем и поняли, что больше всего он перепугался, услышав, что в прошлую ночь в Джефферсоне случилось происшествие, которое он должен был бы видеть, будь он там, где ему полагалось быть или где, по мнению всех, он был. Потому что Рэтлиф сразу сказал:

– Вон он. Я его только что видел.

– Где? – спросил кто-то.

– Нырнул вон в тот переулок, – сказал Рэтлиф.

И мы все поглядели на переулок. Он вел с окраинной улицы на площадь, и Гровер Кливленд мог пройти туда задами напрямик от своего жилья. Но тут он вышел к нам, уже быстрым шагом. Формы, как мистер Коннорс, он не носил, ходил в штатском, и его пиджак топорщился поверх рукоятки револьвера, а из бокового кармана торчала дубинка, и сейчас он торопливо шел по улице, высоко вскидывая ноги, как кошка на горячей плите. И если вы думаете, что дознание проводил мистер Коннорс или даже мистер Хэмптон, наш шериф, то вы ошибаетесь. Это делал сам дядюшка Билли. Сначала Гровер Кливленд пробовал запираться. Потом стал врать. А потом прекратил сопротивление.

– Здравствуй, сынок, – сказал дядюшка Билли. – Очень жаль, что пришлось разбудить тебя в такое время, среди ночи, только чтобы задать тебе несколько вопросов. Первый вопрос: где ты, примерно говоря, был прошлой ночью, ровно в половине одиннадцатого, примерно говоря?

– Кто, я? – сказал Гровер Кливленд. – Там, где всегда бываю в это время: стоял вон на том углу, у дверей полицейского участка, на случай, ежели понадоблюсь кому из тех, кто пойдет с последнего сеанса в кино, – скажем, ежели машину угнали или же шина спустила…

– Так, так, – сказал дядюшка Билли. – И все же ты не видел свет в моей аптеке и этих двух мерзавцев…

– Погодите-ка, – сказал Гровер Кливленд. – Я совсем позабыл. Когда я увидел, что народ начинает выходить с последнего сеанса, я поглядел на часы – было половина одиннадцатого или, может, без двадцати пяти одиннадцать – и решил пойти закрыть «Голубого гуся», чтобы, покуда мне делать нечего, управиться с этим. – «Голубой гусь» – это негритянский кабачок около хлопкоочистительной машины. – Я позабыл, – сказал Гровер Уинбуш. – Вот где я был.

Дядюшка Билли ничего на это не сказал. Он только повернул голову и крикнул: – Уолтер! – Вошел Уолтер. Его дед до поражения южан принадлежал деду дядюшки Билли, и они с дядюшкой Билли были почти ровесники и очень похожи, только Уолтер вместо морфия употреблял медицинский спирт всякий раз, как дядюшка Билли оставлял ключи и отворачивался, и, пожалуй, Уолтер был еще вспыльчивей и раздражительней. Он вышел из задней комнаты и сказал:

– Кто меня зовет?

– Я, – сказал дядюшка Билли. – Где ты был вчера в половине одиннадцатого?

– Кто, я? – сказал Уолтер, совсем как Гровер Кливленд, только сказал он это так, словно дядюшка Билли спросил у него, где он был, когда доктор Эйнштейн создал свою теорию относительности. – Вы говорите – вчера? – сказал он. – А вы думаете где? Дома, в постели…

– Ты был в этом растреклятом кабаке, в «Голубом гусе», где сидишь каждый вечер, покуда Гровер Уинбуш не повыгоняет всех черномазых и не закроет его, – сказал дядюшка Билли.

– Ежели вы сами все знаете, так зачем спрашивать? – сказал Уолтер.

– Ну ладно, – сказал дядюшка Билли. – В котором часу мистер Уинбуш закрыл вчера ваш кабак? – Уолтер стоял и моргал. Глаза у него всегда были красные. Он делал в старой ручной мороженице мороженое, которое дядюшка Билли продавал со стойки с газировкой. Делал он это в подвале: там было темно и холодно и была всего одна дверь, выходившая в переулок за аптекой, и он сидел впотьмах и крутил мороженицу, так что прохожие только и видели его красные глаза, не злобные, не дикие, а просто опасные, как у дракона или крокодила, – не дай бог, споткнешься и попадешь к нему, в его царство. Он стоял и моргал. – В котором часу Гровер Уинбуш закрыл «Голубого гуся?» – спросил дядюшка Билли.

– Я не дождался, ушел, – сказал Уолтер. И вдруг, – мы его до сих пор и не замечали, – словно из-под земли вырос мистер Хэмптон, стоит и тоже глядит на него. Он не моргал, как Уолтер. Он был большой, с большим животом и маленькими бесцветными колючими глазками, которым, казалось, и моргать-то незачем. Теперь он глядел уже на Гровера Кливленда.