Игрок - Федор Достоевский Страница 36

Что я скажу о Париже? Все это было, конечно, и бред, идурачество. Я прожил в Париже всего только три недели с небольшим, и в этотсрок были совершенно покончены мои сто тысяч франков. Я говорю только про стотысяч; остальные сто тысяч я отдал mademoiselle Blanche чистыми деньгами, —пятьдесят тысяч во Франкфурте и чрез три дня в Париже, выдал ей же ещепятьдесят тысяч франков векселем, за который, впрочем, чрез неделю она взяла сменя и деньги, «et les cent mille francs, qui nous restent, tu les mangerasavec moi, mon outchitel» [79]. Она меня постоянно звала учителем. Трудно представитьсебе что-нибудь на свете расчетливее, скупее и скалдырнее разряда существ,подобных m-lle Blanche. Но это относительно своих денег. Что же касается домоих ста тысяч франков, то она мне прямо объявила потом, что они ей нужны былидля первой постановки себя в Париже. «Так что уж я теперь стала на приличнуюногу раз навсегда, и теперь уж меня долго никто не собьет, по крайней мере ятак распорядилась», — прибавила она. Впрочем, я почти и не видал этих статысяч; деньги во все время держала она, а в моем кошельке, в который она самакаждый день наведывалась, никогда не скоплялось более ста франков, и всегдапочти было менее.

— Ну к чему тебе деньги? — говорила она иногда с самымпростейшим видом, и я с нею не спорил. Зато она очень и очень недурно отделалана эти деньги свою квартиру, и когда потом перевела меня на новоселье, то,показывая мне комнаты, сказала: «Вот что с расчетом и со вкусом можно сделать ссамыми мизерными средствами». Этот мизер стоил, однако, ровно пятьдесят тысячфранков. На остальные пятьдесят тысяч она завела экипаж, лошадей, кроме того,мы задали два бала, то есть две вечеринки, на которых были и Hortense и Lisetteи Cleopatre — женщины замечательные во многих и во многих отношениях и дажедалеко не дурные. На этих двух вечеринках я принужден был играть преглупейшуюроль хозяина, встречать и занимать разбогатевших и тупейших купчишек,невозможных по их невежеству и бесстыдству, разных военных поручиков и жалкихавторишек и журнальных козявок, которые явились в модных фраках, в палевыхперчатках и с самолюбием и чванством в таких размерах, о которых даже у нас вПетербурге немыслимо, — а уж это много значит сказать. Они даже вздумали надомной смеяться, но я напился шампанского и провалялся в задней комнате. Все этобыло для меня омерзительно в высшей степени. «C'est un outchitel, — говорилаобо мне Blanche, — il a gagne deux cent mille francs [80] и который без меня незнал бы, как их истратить. А после он опять поступит в учителя; — не знает ликто-нибудь места? Надобно что-нибудь для него сделать». К шампанскому я сталприбегать весьма часто, потому что мне было постоянно очень грустно и докрайности скучно. Я жил в самой буржуазной, в самой меркантильной среде, гдекаждый су был рассчитан и вымерен. Blanche очень не любила меня в первые двенедели, я это заметил; правда, она одела меня щегольски и сама ежедневноповязывала мне галстук, но в душе искренно презирала меня. Я на это не обращални малейшего внимания. Скучный и унылый, я стал уходить обыкновенно в «Chateaudes Fleurs» [81], где регулярно, каждый вечер, напивался и учился канкану(который там прегадко танцуют) и впоследствии приобрел в этом роде дажезнаменитость. Наконец Blanche раскусила меня: она как-то заранее составила себеидею, что я, во все время нашего сожительства, буду ходить за нею с карандашоми бумажкой в руках и все буду считать, сколько она истратила, сколько украла,сколько истратит и сколько еще украдет? И, уж конечно, была уверена, что у насиз-за каждых десяти франков будет баталия. На всякое нападение мое, предполагаемоеею заранее, она уже заблаговременно заготовила возражения; но, не видя от меняникаких нападений, сперва было пускалась сама возражать. Иной раз начнетгорячо-горячо, но, увидя, что я молчу, — чаще всего валяясь на кушетке инеподвижно смотря в потолок, — даже, наконец, удивится. Сперва она думала, чтоя просто глуп, «un outchitel», и просто обрывала свои объяснения, вероятно,думая про себя: «Ведь он глуп; нечего его и наводить, коль сам не понимает».Уйдет, бывало, но минут через десять опять воротится (это случалось во времясамых неистовых трат ее, трат совершенно нам не по средствам: например, онапеременила лошадей и купила в шестнадцать тысяч франков пару).