Портрет Дориана Грея - Оскар Уайльд Страница 34

— Очень рад, что застал вас, Дориан, — сказал он серьезнымтоном. — Я заходил вчера вечером, но мне сказали, что вы в опере. Разумеется, яне поверил и жалел, что не знаю, где вы находитесь. Я весь вечер ужаснотревожился и, признаться, даже боялся, как бы за одним несчастьем непоследовало второе. Вам надо было вызвать меня телеграммой, как только выузнали… Я прочел об этом случайно в вечернем выпуске «Глоба», который попалсямне под руку в клубе… Тотчас поспешил к вам, да, к моему великому огорчению, незастал вас дома. И сказать вам не могу, до чего меня потрясло это несчастье!Понимаю, как вам тяжело… А где же вы вчера были? Вероятно, ездили к ее матери?В первую минуту я хотел поехать туда вслед за вами — адрес я узнал из газеты.Это, помнится, где-то на Юстон-Род? Но я побоялся, что буду там лишний, — чемможно облегчить такое горе? Несчастная мать! Воображаю, в каком она состоянии!Ведь это ее единственная дочь? Что она говорила?

— Мой милый Бэзил, откуда мне знать? — процедил Дориан Грейс недовольным и скучающим видом, потягивая желтоватое вино из красивого,усеянного золотыми бусинками венецианского бокала. — Я был в опере. Напрасно ивы туда не приехали. Я познакомился вчера с сестрой Гарри, леди Гвендолен, мысидели у нее в ложе. Обворожительная женщина! И Патти пела божественно. Небудем говорить о неприятном. О чем не говоришь, того как будто и не было. Вот иГарри всегда твердит, что только слова придают реальность явлениям. Ну а чтокасается матери Сибилы… Она не одна, у нее есть еще сын, и, кажется, славныймалый. Но он не актер. Он моряк или что-то в этом роде. Ну, расскажите-ка лучшео себе. Что вы сейчас пишете?

— Вы… были… в опере? — с расстановкой переспросил Бэзил, и вего изменившемся голосе слышалось глубокое огорчение. — Вы поехали в оперу в товремя, как Сибила Вэйн лежала мертвая в какой-то грязной каморке? Вы можетеговорить о красоте других женщин и о божественном пении Патти, когда девушка,которую вы любили, еще даже не обрела покой в могиле? Эх, Дориан, вы бы хотьподумали о тех ужасах, через которые еще предстоит пройти ее бедному маленькомутелу!

— Перестаньте, Бэзил! Я не хочу ничего слушать! — крикнулДориан и вскочил. — Не говорите больше об этом. Что было, то было. Что прошло,то уже прошлое.

— Вчерашний день для вас уже прошлое?

— При чем тут время? Только людям ограниченным нужны годы,чтобы отделаться от какого-нибудь чувства или впечатления. А человек, умеющийсобой владеть, способен покончить с печалью так же легко, как найти новуюрадость. Я не желаю быть рабом своих переживаний. Я хочу ими насладиться,извлечь из них все, что можно. Хочу властвовать над своими чувствами.

— Дориан, это ужасно! Что-то сделало вас совершенно другимчеловеком. На вид вы все тот же славный мальчик, что каждый день приходил комне в мастерскую позировать. Но тогда вы были простодушны, непосредственны идобры, вы были самый неиспорченный юноша на свете. А сейчас… Не понимаю, что навас нашло! Вы рассуждаете, как человек без сердца, не знающий жалости. Все это— влияние Гарри. Теперь мне ясно…

Дориан покраснел и, отойдя к окну, с минуту смотрел назыбкое море зелени в облитом солнцем саду.

— Я обязан Гарри многим, — сказал он наконец. — Больше, чемвам, Бэзил. Вы только разбудили во мне тщеславие.

— Что же, я за это уже наказан, Дориан… или будукогда-нибудь наказан.

— Не понимаю я ваших слов, Бэзил, — воскликнул Дориан,обернувшись. — И не знаю, чего вы от меня хотите. Ну, скажите, что вам нужно?

— Мне нужен тот Дориан Грей, которого я писал, — с грустьюответил художник.

— Бэзил, — Дориан подошел и положил ему руку на плечо, — выпришли слишком поздно. Вчера, когда я узнал, что Сибила покончила с собой…

— Покончила с собой! Господи помилуй! Неужели? — ахнулХоллуорд, в ужасе глядя на Дориана.

— А вы думали, мой друг, что это просто несчастный случай?Конечно, нет! Она лишила себя жизни.

Художник закрыл лицо руками.

— Это страшно! — прошептал он, вздрогнув.

— Нет, — возразил Дориан Грей. — Ничего в этом нетстрашного. Это — одна из великих романтических трагедий нашего времени.Обыкновенные актеры, как правило, ведут жизнь самую банальную. Все они —примерные мужья или примерные жены, — словом, скучные люди. Понимаете —мещанская добродетель и все такое. Как непохожа на них была Сибила! Онапережила величайшую трагедию. Она всегда оставалась героиней. В последнийвечер, тот вечер, когда вы видели ее на сцене, она играла плохо оттого, чтоузнала любовь настоящую. А когда мечта оказалась несбыточной, она умерла, какумерла некогда Джульетта. Она снова перешла из жизни в сферы искусства. Ееокружает ореол мученичества. Да, в ее смерти — весь пафос напрасногомученичества, вся его бесполезная красота… Однако не думайте, Бэзил, что я нестрадал. Вчера был такой момент… Если бы вы пришли около половины шестого… илибез четверти шесть, вы застали бы меня в слезах. Даже Гарри — он-то и принесмне эту весть — не подозревает, что я пережил. Я страдал ужасно. А потом этопрошло. Не могу я то же чувство переживать снова. И никто не может, кроме оченьсентиментальных людей. Вы ужасно несправедливы ко мне, Бэзил. Вы пришли меняутешать, это очень мило с вашей стороны. Но застали меня уже утешившимся — излитесь. Вот оно, людское сочувствие! Я вспоминаю анекдот, рассказанный Гарри,про одного филантропа, который двадцать лет жизни потратил на борьбу скакими-то злоупотреблениями или несправедливым законом — я забыл уже, с чемименно. В конце концов он добился своего — и тут наступило жестокоеразочарование.