Сон Кельта - Марио Варгас Льоса Страница 33

— Лоретанцы и особенно — жители Икитоса славятся этим, — прибавил он.

И, не успев опуститься на стул — меж тем не меньше двадцати человек вносили очередную перемену блюд, — вдруг спросил, причем довольно громко — так, что отдельные разговоры смолкли:

— Позвольте осведомиться, многоуважаемый сеньор консул, какова все-таки цель вашего путешествия да и вообще этой комиссии? Что вы намереваетесь проверять? Ради бога, не сочтите мой вопрос дерзостью… Совсем напротив. Я, как и все за этим столом, горю желанием помочь вам. Но все же хотелось бы знать, ради чего направлены вы сюда британской короной? Для Амазонии это высокая честь, и потому нам бы хотелось оказаться достойными ее.

Роджер Кейсмент, хоть и понял почти все, что сказал Рей Лама, терпеливо дождался, когда его тираду переведут на английский.

— Как вам, без сомнения, известно, в Англии и вообще в Европе появились сведения, что в отношении местного коренного населения допускаются многочисленные акты насилия, — произнес он спокойно. — Обвинения очень серьезны — пытки, убийства… А основную добычу каучука в этом регионе ведет, как вы опять же наверняка знаете, британская компания, которая, хоть и принадлежит сеньору Хулио Аране, зарегистрирована на Лондонской бирже. Ни правительство его величества, ни общественное мнение не потерпят, чтобы она попирала законы Божеские и человеческие. И цель нашего путешествия — установить, соответствуют ли истине эти обвинения. Комиссию направила сама компания сеньора Араны. Меня — правительство моей страны.

Едва лишь Роджер начал говорить, в патио повисла ледяная тишина. Даже уличный шум, казалось, стих. Все за столом вдруг замерли, скованные каким-то почти комичным оцепенением, словно этих сеньоров, которые еще минуту назад ели, пили, разговаривали, жестикулировали, внезапно разбил паралич. Роджер почувствовал, что все взгляды обратились к нему. Атмосферу сердечности, царившую за столом, сменило опасливое неодобрение.

— Да, „Перувиан Амазон компани“ ради защиты своего доброго имени проявила готовность к сотрудничеству, — почти выкрикнул Пабло Сумаэта. — Нам нечего скрывать! В Путумайо вас доставит наше лучшее судно. А по прибытии на место вам предоставят все возможности собственными глазами удостовериться: эти обвинения — подлая клевета.

Роджер Кейсмент наклонил голову:

— Мы будем вам признательны.

Но в тот же самый миг с несвойственной ему внезапностью решил подвергнуть своих любезных хозяев испытанию, которое — он не сомневался — выявит кое-что очень показательное для него и его спутников. Тоном столь непринужденным, словно речь шла о теннисе или дожде, он сказал:

— Да, кстати, сеньоры. Не знаете ли вы, случайно, журналист Бенхамин Салданья Рока — надеюсь, я правильно произнес это имя? — сейчас находится в Икитосе? Нельзя ли повидаться с ним?

Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Сидевшие за столом переглядывались удивленно и негодующе. Вслед за его словами наступило длительное молчание, как если бы никто не решался затронуть столь щекотливую тему.

— Как?! — воскликнул наконец префект с театральным изумлением. — Неужто и до Лондона докатилась молва об этом шантажисте?!

— Точно так, сеньор, — снова кивнул Роджер. — Разоблачения Салданьи Рока и инженера Уолтера Харденберга по поводу каучуковых плантаций в Путумайо действительно вызвали в Лондоне шумный скандал. Но вы не ответили на мой вопрос: сеньор Салданья Рока — здесь, в Икитосе? Я смогу с ним встретиться?

За столом вновь стало очень тихо. Наконец подал голос приор-августинец.

— Никто не знает, куда он скрылся, сеньор Кейсмент, — сказал он, и его четкая и правильная испанская речь так разительно отличалась от местного говора, что Роджер и понимал ее хуже. — Уже довольно давно исчез из Икитоса. Поговаривали, будто он в Лиме.

— Если б не удрал, граждане Икитоса линчевали бы его! — с яростью воздев кулак, убежденно произнес какой-то старец.

— В Икитосе живут патриоты, — воскликнул Пабло Сумаэта. — И они не простят негодяю пакостную ложь, распространяемую ради того, чтобы уронить престиж нашей отчизны и нанести ущерб компании, которая несет прогресс в Амазонию.

— А делает он это потому, что не вышло сорвать денег с „Перувиан Амазон компани“, — добавил префект. — Вы-то знаете, сеньор Кейсмент, что перед тем, как опубликовать свои мерзости, он пытался шантажировать сеньора Арану?

— Мы спустили его с лестницы, и тогда он вывалил свою дурно пахнущую стряпню на страницы газет, — подтвердил Пабло Сумаэта. — Попал под суд по обвинению в диффамации, клевете и вымогательстве. Ему грозила тюрьма. Потому и сбежал.

— Вот и придется во всем убедиться своими глазами, — заметил Роджер Кейсмент. — Самое надежное средство.

Течение общей беседы вновь разбилась на ручейки отдельных разговоров. Подали следующую перемену — амазонскую рыбу: один ее сорт, называемый гамитана, понравился Роджеру нежным вкусом. Однако от пряных приправ стало сильно жечь во рту.

После ужина и перед тем, как попрощаться с префектом, он коротко переговорил с членами комиссии. По мнению Симора Белла, было до крайности опрометчивым шагом заводить речь о журналисте Салданье Рока, столь сильно досадившем верхам Икитоса. Зато Луис Барнз поздравил Роджера с удачей — удалось увидеть, как нервно отозвались все они на упоминание этого имени.

— Очень жаль, что не можем расспросить его, — ответил Кейсмент. — Мне бы очень хотелось с ним познакомиться.

Распрощались, и они вместе с консулом тем же путем, каким пришли сюда, двинулись обратно. Песни, музыка, топот танцующих, брань, здравицы и шум драки поднялись тоном выше; Роджера удивило, сколько мальчишек — оборванных, полуголых и босых — толпилось у дверей баров и притонов, с плутоватым видом заглядывая внутрь. Во множестве было и собак, роющихся в отбросах.

— Не тратьте время на поиски Салданьи, — посоветовал Стерз. — Все равно не найдете. Скорей всего, его уж нет в живых.

Роджер не удивился. Услышав, в какое словесное неистовство впали первые лица Икитоса при одном имени Салданья, он подумал, что едва ли мог остаться цел и невредим сам журналист.

— А вы знавали его?

Круглая лысина консула поблескивала, как сбрызнутая водой. Он шел медленно, ощупывая тростью вязкую влажную землю перед собой, словно опасался наступить на змею или крысу.

— Да. Разговаривали раза два-три, — ответил Стерз. — Такой низкорослый… немного кривобокий. Здесь таких называют чоло, чолито. То есть полукровка. Они, как правило, люди мягкие, обходительные. Салданья был не таков. Резкий, очень уверенный в себе. И взгляд у него был как у тех, кто непреложно уверовал во что-то, у фанатиков, если одним словом, и мне, честно сказать, всегда было сильно не по себе в его присутствии. Темперамент у меня не для здешних мест. Я не испытываю желания преклоняться ни перед мучениками за идею, мистер Кейсмент, ни перед героями. Зло, приносимое людьми, готовыми пожертвовать собой ради торжества истины или справедливости, больше того, которое они хотят искоренить.