Лев мисс Мэри - Эрнест Хемингуэй Страница 31

– Белый человек краснеет, когда живет с нами и попадаетпод солнце, а когда он у себя на родине, то лицо у него цветом походит нализунец. Лишенный пива и виски, он не может держать себя в руках и начинаетругать своего бога, младенца Христа. А теперь я расскажу вам о младенце Христе, –продолжал миссионер. – В поклонении этому младенцу и проявляетсяинфантильность белого человека. Эта болезнь гложет мозг белого человека,подобно червю, и заглушить ее он может только пивом, виски и джином с содовой,и так, пока снова не начинает проклинать дитя, которое боготворит. Братья, уэтого самого младенца была мать, но не было отца. Белый человек допускает это,о чем мне самому довелось услышать в так называемой «школе для обращенных»,которую я посещал, дабы лучше познакомиться с их верой и успешнее противостоятьей. Родился младенец в семье плотника, достойного человека, которому в жизнивыпал всего лишь один осел да еще жена, которая произвела на свет младенцаХриста и при этом не спала со своим мужем. Клянусь вам, белые люди верят во всеэто. О предстоящем рождении младенца этой непорочной жене доложил человек скрыльями ндеге. [39] Настоящей ндеге, а не самолета. Птичьи крыльяс перьями. И белый человек всему верит, а истинную религию считает языческой иошибочной.

В то чудесное утро я не пытался вспомнить всю проповедьмиссионера. Это было давно, и я успел забыть ее наиболее яркие места…

Утром, когда Муэнди принес чай, я уже встал, оделся и сиделу потухшего костра в двух свитерах и шерстяной куртке. Ночь оказалась оченьхолодной, и я не знал, распогодится ли днем.

Птица, знамение.

– Развести костер? – спросил Муэнди.

– Небольшой, на одного человека.

– Вы бы поели, – сказал Муэнди. – Мемсаибуехала, и вы забываете поесть.

– Я не хочу есть до охоты.

– Охота может быть долгой. Поешьте теперь.

– Мбебиа не проснулся?

– Все старые люди проснулись. Спят только молодые.Кэйти сказал, чтобы вы поели.

– Ладно, поем.

– Что вам принести?

– Фрикадельки из трески и мелко нарезанный жареныйкартофель.

– Съешьте печень антилопы и бекон. Кэйти сказал,мемсаиб велела вам принимать таблетки от лихорадки.

– Где таблетки?

– Вот. – Он достал пузырек. – Кэйти сказал,чтобы вы съели их при мне.

– Хорошо, – сказал я и проглотил таблетки.

– Что вы надели? – спросил Муэнди.

– Полуботинки и теплую куртку для начала и нательнуюрубашку на случай, если станет жарко.

– Я потороплю остальных. Сегодня очень хороший день.

– Да?

– Все так думают.

– Тем лучше. Мне тоже кажется, что день будет хорошим.

– Вам что-нибудь снилось?

– Нет, – сказал я. – Правда нет.

– М`узури, – сказал Муэнди. – Я расскажу Кэйти.

В полдень стало очень жарко, и, хотя мы ничего неподозревали, впереди нас ждала удача. Мы ехали по территории заповедника,внимательно осматривая деревья, на которых мог укрыться леопард. Леопард этотдоставил много неприятностей, убить его меня просили жители шамбы, где онзадрал семнадцать коз, и я охотился по поручению департамента охоты, так что,преследуя его, мы могли пользоваться машиной. Леопард, некогда официальносчитавшийся вредным животным, а теперь находящийся под охраной государства, ничегошенькине знал о своем переводе в другую категорию, а не то он никогда не убил бысемнадцать коз, из-за которых стал преступником и вновь оказался в прежнемположении. Семнадцать коз за ночь, пожалуй, многовато, тем более что большеодной ему все равно никогда не съесть…

Мы выехали на великолепную поляну. Слева от нас стояловысокое дерево, две толстые ветви которого расходились параллельно земле: однавлево и другая, более тенистая, вправо. Это было раскидистое дерево с густойкроной.

– Вот идеальное место для леопарда, – сказал яНгуи.

– Ндио, – сказал он очень тихо. – Он как разна этом дереве.

Матока поймал наш взгляд и, хотя он не мог нас слышать и невидел леопарда, остановил машину. Я вышел из машины, прихватив старыйспрингфилд, который держал на коленях, и, встав твердо на ноги, увиделлеопарда, длинного и тяжелого, распластавшегося на уходившей вправо толстойветви дерева. Очертания его длинного пятнистого тела растворялись в тенидрожащих на ветру листьев. Он лежал на высоте в шестьдесят футов в идеальномдля такого чудесного дня месте, и с его стороны это было большей ошибкой, чембессмысленное убийство семнадцати коз.

Я поднял винтовку, сделал глубокий вдох, выдохнул ивыстрелил, целясь точно в загривок. Я взял высоко и промахнулся, и он, длинныйи тяжелый, прижался к ветке, а я перевел затвор и выстрелил ему под лопатку.Послышался гулкий шлепок пули, и леопард, изогнувшись, как молодой месяц, упал,глухо стукнувшись о землю.

Нгуи и Матока хлопали меня по плечу, а Чаро жал руку.Ружьеносец Старика также жал мне руку и плакал, потрясенный зрелищем падающеголеопарда. Минуту спустя я перезаряжал винтовку, и мы с Нгуи, от волненияприхватившим вместо дробовика ружье калибра 0,577, осторожно направилисьвзглянуть на убийцу семнадцати коз, чья цветная фотография появилась настраницах центрального журнала задолго до его кончины, очистившей наконец моюсовесть. [40]Но тела леопарда мы не нашли.

Там, где он упал, осталась лишь ложбинка да следы крови,которые вели к островку густых кустарниковых зарослей слева от дерева. Кустыстояли сплошной стеной, как мангровые заросли, и рукопожатий больше не было.

– Друзья мои, – сказал я по-испански. –Положение резко изменилось.

Оно действительно изменилось. Я знал, что делать дальше,Старик хорошо вымуштровал меня, но никогда нельзя предугадать, как поведет себяраненый леопард в густых зарослях. В таком случае у каждого леопарда своиповадки, но они обязательно нападают и при этом готовы на все. Вот почемупервый раз я стрелял в загривок. Но теперь было слишком поздно анализироватьпромахи.