Избранные речи - Демосфен Страница 30

(8) Но помимо всего прочего, вы еще пишете в своих псефисмах требования, чтобы я предоставил Теру и Керсоблепту¹⁴ править Фракией, так как они будто бы афинские граждане. Но я лично знаю то, что они и не принимали участия вместе с вами в заключении мирного договора, и что имена их не были записаны на столбах, и что они не были афинскими гражданами; зато я знаю, что Тер вместе со мною отправлялся в поход против вас, а Керсоблепт собирался принести присягу перед моими послами отдельно от вас, но не был допущен к этому вашими военачальниками, заявлявшими, что он враг афинян¹⁵. (9) Ну разве это последовательно или справедливо – то утверждать, когда это для вас выгодно, что он враг государства, то про него же доказывать, когда хотите, как сикофанты, клеветать на меня, что он ваш гражданин? Или, как после смерти Ситалка¹⁶, которому вы дали права гражданства, вы сейчас же завязали дружбу с его убийцей, не так ли и теперь вы хотите из-за Керсоблепта начать войну с нами? А вы ведь знаете отлично, что из людей, получающих подобные награждения¹⁷, никто не считается совершенно ни с законами, ни с вашими псефисмами. (10) Впрочем, если, минуя все остальное, сказать коротко, – вы дали права гражданства Евагору Кипрскому¹⁸ и Дионисию Сиракузскому и их потомкам. Так вот, если вы убедите тех, которые изгнали потомков того и другого, снова вернуть власть изгнанным, тогда берите и у меня Фракию – ту часть ее, которой правили Тер и Керсоблепт. Но раз вы даже обвинять ни в чем не хотите их победителей, тогда как мне ставите всякого рода препятствия, – разве не вправе я принимать оборонительные меры против вас?

(11) Насчет этого я мог бы привести еще много справедливых соображений, но предпочитаю об них не говорить. Кардийцам же я действительно помогаю и признаю это, так как стал их союзником еще до заключения мира¹⁹, но вы не хотели решить дела судом²⁰, хотя я много раз и предлагал вам это, а нередко просили и они. Таким образом разве я не был бы самым низким из людей, если бы покинул своих союзников и думал более о вас, ставивших мне всякого рода препятствия, чем о людях, которые всегда оставались моими верными друзьями?

(12) Далее нельзя обойти молчанием и этого: вы дошли до такой самоуверенности, что если прежде обвиняли меня только в вышесказанном, теперь, совсем недавно, когда жители Пепарефа²¹ стали говорить, будто подверглись жестокой расправе, вы велели своему полководцу отомстить мне за них, хотя их я наказал слабее, чем следовало: именно, несмотря на мир, они заняли Галоннес и не хотели сдать ни крепости, ни занимавшей ее охраны, сколько раз я ни посылал им своих требований об этом. (13) Вы не придали никакого значения тем проступкам, которые совершили жители Пепарефа против меня, но обратили внимание только на постигшее их наказание, хотя обо всем имели точные сведения. Между тем этого острова я не отнимал ни у них, ни у вас, но у разбойника Сострата²². Значит, если вы утверждаете, что сами передали его Сострату, то этим самым признаете, что посылаете туда разбойников; если же он владел им без вашего разрешения, тогда что же ужасного для вас в том, если я отнял этот остров у него и сделал это место безопасным для проезжающих? (14) Нет, несмотря на то, что я проявлял такую внимательность к вашему государству и предлагал даже в подарок ему этот остров, ваши ораторы не допускали принимать подарка, но советовали вам взять его себе обратно, как свою собственность, – все это в таком расчете, что раз только я подчинюсь этому требованию, я тем самым призна́ю, что владею чужим, а если, наоборот, не уступлю места, вызову подозрение у народа. Рассудив так, я предложил спор с вами об этом разрешить третейским судом, чтобы, если место будет признано моим, оно было мною дано вам в подарок, если же будет признано вашим, я возвратил его народу. (15) И вот, хотя я много раз высказывал такое пожелание, вы не придавали этому значения, а между тем остров заняли жители Пепарефа. Так что же оставалось мне делать? Разве не следовало наказать тех, которые так нагло бесчинствовали? Действительно, если остров принадлежал жителям Пепарефа, тогда какое же основание было у афинян требовать его себе? Если же он был ваш, тогда почему же вы не выражаете негодования на тех, которые захватили чужое владение?

(16) Но враждебные отношения между нами обострились до такой степени, что, когда я хотел перебросить свои корабли в Геллеспонт, я вынужден был провожать их через Херсонес под охраной сухопутного войска²³, так как клерухи²⁴, согласно постановлению, внесенному Поликратом, вели войну с нами и так как вы утверждали такие действия своими псефисмами, а ваш военачальник призывал к себе на помощь византийцев и всем объявлял, что вы даете ему распоряжение воевать, когда представится удобный случай. И вот, несмотря на такое нарушение моих прав, я все-таки не стал ничего предпринимать ни против города, ни против триер, ни против вашей области, хотя имел возможность завладеть большей частью их или даже всеми; но я все время приглашал вас передать наши обоюдные обвинения на рассмотрение третейского суда. (17) Но смотрите, как лучше решать дело – оружием или переговорами, самим ли быть судьями или убедить кого-нибудь другого взять это на себя. При этом подумайте вот о чем: в прошлое время например, вы, афиняне, заставили фасосцев и маронейцев²⁵ разрешить их спор из-за Стримы²⁶ путем словесных переговоров, так какая же несообразность, если вы сами не хотите теперь разрешить таким же способом наших разногласий, особенно когда понимаете, что в случае проигрыша вы ничего на потеряете, а в случае успеха получите то, что сейчас находится под нашей властью.

(18) Но самым нелепым во всем этом мне представляется то, что, хотя я присылал послов от всего союза в целом²⁷, для того, чтобы они были свидетелями, и хотя я выражал желание установить с вами справедливое соглашение по делам греков, вы даже речей по этому вопросу не стали слушать от послов; а ведь вы могли бы или вывести из опасного положения тех, которые подозревали что-нибудь худое с нашей стороны, или явно изобличить меня как самого низкого из всех людей вообще. (19) Таким образом для народа это было, конечно, полезно, но для ораторов не было выгодно. Недаром у вас люди, опытные в политических делах, мир считают для себя за войну, а войну за мир²⁸, потому, что действуют ли они заодно с военачальниками или ведут против них сикофантские происки, они всегда что-нибудь получают от них, а кроме того, когда они осыпают с трибуны бранью самых именитых из граждан и самых славных из иноземцев, они таким способом приобретают себе в глазах толпы славу людей, преданных демократии.

(20) Конечно, мне нетрудно прекратить брань с их стороны, – сто́ит только хоть немного потратить своих денег²⁹, – и нетрудно заставить их произносить хвалебные речи в честь нас. Но мне было бы стыдно, если бы у вас получалось впечатление, будто ваше расположение я покупаю у тех самых людей, которые, помимо всего прочего, дошли до такой дерзости, что пытаются оспаривать наши права даже на Амфиполь³⁰, насчет которого, я думаю, мои собственные слова будут гораздо более справедливыми, чем речи этих ораторов, заявляющих на него притязания. (21) В самом деле, если он должен принадлежать тому, кто с самого начала им овладел, тогда разве не по праву мы им теперь владеем, так как предок наш Александр³¹ первым занял это место и даже послал оттуда в качестве начатков добычи от пленных мидян золотую статую для постановки в Дельфах? Если, с другой стороны, против этого кто-нибудь будет возражать и станет заявлять, что он должен принадлежать тому, кто позднее им завладел, тогда на моей стороне и это право, так как я овладел этим местом, взяв осадой тех, которые изгнали оттуда вас и были там поселены лакедемонянами. (22) Но ведь все мы живем в городах или потому, что наши предки передали нам по наследству, или потому, что мы сами подчинили их военной силой. Между тем вы, хотя и не взяли этот город первыми, да и теперь не занимаете его и только самое короткое время пробыли в этих местах, все-таки выражаете притязание на него, да еще после того, как сами же дали вернейшее подтверждение в нашу пользу; ведь уж много раз, когда я в письмах затрагивал вопрос относительно него, вы признавали законность нашего обладания им, так как заключили мир в то время, когда город был в моих руках, а потом заключили и союз на тех же самых условиях³². (23) А разве может какое-нибудь иное владение быть прочнее, чем это, оставленное нам первоначально по наследству предками, потом опять ставшее моим в силу войны, и, наконец, уступленное вами, – людьми, привыкшими спорить даже из-за вещей, на которые не имеете никаких прав?