Страшная месть - Николай Гоголь Страница 3

- Э, козак! знаешь ли ты... я плохо стреляю: всего за стосажен пуля моя пронизывает сердце. Я и рублюсь незавидно: от человека остаютсякуски мельче круп, из которых варят кашу.

- Я готов, — сказал пан Данило, бойко перекрестивши воздухсаблею, как будто знал, на что ее выточил.

- Данило! — закричала громко Катерина, ухвативши его за рукуи повиснув на ней. — Вспомни, безумный, погляди, на кого ты подымаешь руку!Батько, твои волосы белы, как снег, а ты разгорелся, как неразумный хлопец!

- Жена! — крикнул грозно пан Данило, — ты знаешь, я не люблюэтого. Ведай свое бабье дело!

Сабли страшно звукнули; железо рубило железо, и искрами,будто пылью, обсыпали себя козаки. С плачем ушла Катерина в особую светлицу,кинулась в постель и закрыла уши, чтобы не слышать сабельных ударов. Но не такхудо бились козаки, чтобы можно было заглушить их удары. Сердце ее хотелоразорваться на части. По всему ее телу слыхала она, как проходили звуки: тук,тук. "Нет, не вытерплю, не вытерплю... Может, уже алая кровь бьет ключомиз белого тела. Может, теперь изнемогает мой милый; а я лежу здесь!" И всябледная, едва переводя дух, вошла в хату.

Ровно и страшно бились казаки. Ни тот, ни другой неодолевает. Вот наступает Катеринин отец — подается пан Данило. Наступает панДанило подается суровый отец, и опять наравне. Кипят. Размахнулись... ух! саблизвенят... и, гремя, отлетели в сторону клинки.

- Благодарю тебя, боже! — сказала Катерина и вскрикнуласнова, когда увидела, что козаки взялись за мушкеты. Поправили кремни, взвеликурки.

Выстрелил пан Данило — не попал. Нацелился отец... Он стар;он видит не так зорко, как молодой, однако ж не дрожит его рука. Выстрелзагремел... Пошатнулся пан Данило. Алая кровь выкрасила левый рукав козацкогожупана.

- Нет! — закричал он, — я не продам так дешево себя. Нелевая рука, а правая атаман. Висит у меня на стене турецкий пистолет; еще ниразу во всю жизнь не изменял он мне. Слезай с стены, старый товарищ! покажидругу услугу! — Данило протянул руку.

- Данило! — закричала в отчаянии, схвативши его за руки ибросившись ему в ноги, Катерина. — Не за себя молю. Мне один конец: танедостойная жена, которая живет после своего мужа; Днепр, холодный Днепр будетмне могилою... Но погляди на сына, Данило, погляди на сына! Кто пригреет бедноедитя? Кто приголубит его? Кто выучит его летать на вороном коне, биться за волюи веру, пить и гулять по-козацки? Пропадай, сын мой, пропадай! Тебя не хочетзнать отец твой! Гляди, как он отворачивает лицо свое. О! я теперь знаю тебя!ты зверь, а не человек! у тебя волчье сердце, а душа лукавой гадины. Я думала,что у тебя капля жалости есть, что в твоем каменном теле человечье чувствогорит. Безумно же я обманулась. Тебе это радость принесет. Твои кости стануттанцевать в гробе с веселья, когда услышат, как нечестивые звери ляхи кинут впламя твоего сына, когда сын твой будет кричать под ножами и окропом. О, я знаютебя! Ты рад бы из гроба встать и раздувать шапкою огонь, взвихрившийся подним!

- Постой, Катерина! ступай, мой ненаглядный Иван, я поцелуютебя! Нет, дитя мое, никто не тронет волоска твоего. Ты вырастешь на славуотчизны; как вихорь будешь ты летать перед козаками, с бархатною шапочкою наголове, с острою саблею в руке. Дай, отец, руку! Забудем бывшее между нами. Чтосделал перед тобою неправого — винюсь. Что же ты не даешь руки? — говорилДанило отцу Катерины, который стоял на одном месте, не выражая на лице своем нигнева, ни примирения.

- Отец! — вскричала Катерина, обняв и поцеловав его. — Небудь неумолим, прости Данила: он не огорчит больше тебя!

- Для тебя только, моя дочь, прощаю! — отвечал он, поцеловавее и блеснув странно очами. Катерина немного вздрогнула: чуден показался ей ипоцелуй, и странный блеск очей. Она облокотилась на стол, на которомперевязывал раненую свою руку пан Данило, передумывая, что худо и не по-козацкисделал, просивши прощения, не будучи ни в чем виноват.