Тайна желтой комнаты - Гастон Леру Страница 3
Тайна желтой комнаты - Гастон Леру читать онлайн бесплатно
— К сожалению, мы ничего не можем сказать, — ответил г-н де Марке. — Пожалуй, это самое странное из всех известных мне дел. Едва нам начинает казаться, будто мы что-то узнали, как тут же выясняется, что мы ровным счетом ничего не знаем!
Мы попросили г-на де Марке оказать любезность и объяснить свои последние слова. Вот что он ответил на это, и, думается, важность его заявления трудно переоценить:
— Если к вещественным доказательствам, собранным на сегодняшний день следствием, ничего не прибавится, боюсь, что тайна, которая окутывает гнусное покушение, жертвой которого стала мадемуазель Станжерсон, прояснится не скоро. Однако во имя здравого смысла не следует терять надежды на то, что зондаж стен, потолка и пола Желтой комнаты, зондаж, к которому я приступлю с завтрашнего дня вместе с подрядчиком, построившим четыре года назад этот флигель, принесет нам неоспоримое доказательство того, что никогда не надо терять веры в логику вещей. Ибо проблема состоит в следующем: мы знаем, каким путем убийца вошел: он вошел через дверь и спрятался под кроватью в ожидании мадемуазель Станжерсон. Но каким путем он вышел? Как ему удалось бежать? Если не отыщется ни трапа, ни скрытой двери, ни тайника, ни вообще какого-нибудь отверстия, если исследование стен и даже их разрушение — ибо я готов, равно как и господин Станжерсон, пойти даже на разрушение флигеля — не откроют никакого возможного прохода не только для человеческого существа, но вообще для любой живой твари, если в потолке нет дыры, если пол не скрывает подземелья, остается только „поверить в дьявола“, как говорит папаша Жак!»
И неизвестный корреспондент замечает в своей статье — статью эту я выбрал как наиболее интересную из множества других, опубликованных в тот же день и по тому же поводу, — что судебный следователь, похоже, не без умысла привел эту последнюю фразу: «Остается только „поверить в дьявола“, как говорит папаша Жак!»
Статья заканчивается такими словами:
«Мы поинтересовались, что папаша Жак подразумевал под криком Божьей твари. Как объяснил нам хозяин харчевни „Донжон“ [1], имеется в виду особо зловещий крик, который порою издает по ночам кот одной старой женщины, прозванной Молитва. Матушка Молитва — это своего рода святая — живет в хижине, в глухом лесу, неподалеку от пещеры святой Женевьевы.
Желтая комната, Божья тварь, матушка Молитва, дьявол, святая Женевьева, папаша Жак — вот чем опутано преступление, которое завтра поможет раскрыть удар заступа в стены, будем, по крайней мере, на это надеяться „во имя здравого смысла“, как говорит судебный следователь. Ну а пока имеются серьезные опасения, что мадемуазель Станжерсон, которая никак не может прийти в себя и отчетливо повторяет в бреду одно только слово: „Убийца! Убийца! Убийца!“ — не доживет до утра…»
И наконец, в последнем своем сообщении та же газета возвещала, что начальник полиции телеграфировал знаменитому инспектору Фредерику Ларсану, уехавшему в Лондон для расследования дела о похищении ценных бумаг, и просил его немедленно вернуться в Париж.
Я до сих пор помню, словно это было вчера, как ко мне в комнату вошел в то утро юный Жозеф Рультабий. Было около восьми часов, я еще лежал в постели и читал статью в «Матен» о преступлении в замке Гландье.
Но прежде всего позвольте представить вам моего друга.
С Жозефом Рультабием я познакомился, когда он был безвестным репортером. В ту пору я только поступил в адвокатуру, и мне частенько случалось встречаться с ним в судейских кулуарах, когда я приходил просить разрешения связаться с Мазасом или Сен-Лазаром. Рожица у него была славная, а голова — круглая, как шар, и сам он был очень подвижный; думается, из-за этого-то его приятели газетчики и дали ему прозвище Рультабий, что означает: «кати свой шарик». «Ты не видел Рультабия?.. Да вот он, чертенок Рультабий!..» Он часто краснел, как помидор, и бывал то чересчур веселым, то чересчур серьезным. Как в таком юном возрасте — когда я увидел его впервые, ему минуло шестнадцать с половиной лет — ухитрялся он зарабатывать себе на жизнь газетным ремеслом? Таким вопросом могли задаваться только те, кто, познакомившись с ним, не знал о том, как он начинал. Во время следствия по делу о женщине с улицы Оберкампф, разрезанной на куски — еще одна начисто забытая история, — он принес главному редактору «Эпок», газеты, соперничавшей по части информации с «Матен», левую ногу несчастной жертвы, которой недоставало в корзинке, где обнаружены были мрачные останки. Эту левую ногу полиция безуспешно разыскивала целую неделю, а юный Рультабий нашел ее в сточной канаве, куда никому не пришло в голову заглянуть. Ради этого ему понадобилось наняться чистильщиком канализации в наскоро сформированную бригаду, которую городские власти Парижа направили на ликвидацию последствий небывалого подъема уровня воды в Сене.
Став обладателем столь ценной находки и поняв к тому же, с помощью каких сложных дедуктивных умозаключений этот мальчик нашел путь к ней, главный редактор испытывал непередаваемое восхищение, которое вызвала у него проницательность шестнадцатилетнего юнца — ей мог бы позавидовать любой изощренный в своем деле полицейский, — и радость от того, что мог выставить на всеобщее обозрение в «морг-витрине» газеты «левую ногу с улицы Оберкампф».
— С этой ногой, — воскликнул он, — я сделаю вот такой заголовок для статьи!
Затем, вручив жуткий сверток судебно-медицинскому эксперту, сотрудничавшему с газетой, он спросил юного незнакомца, на какое жалованье тот рассчитывает, если согласится стать репортером отдела судебной хроники.
— Двести франков в месяц, — скромно сказал молодой человек, чуть не задохнувшись от распиравшего его восторга: еще бы, такое неожиданное предложение!
— Вы получите двести пятьдесят, — ответил главный редактор, — но при одном условии: вы всем скажете, что работаете в редакции уже месяц. И давайте сразу договоримся: не вы обнаружили «левую ногу с улицы Оберкампф», а газета «Эпок». Запомните, мой дорогой: отдельная личность здесь — ничто, а газета — все!
Высказавшись таким образом, он не стал более задерживать нового сотрудника, лишь пожелал узнать на прощание его имя.
— Жозеф Жозефен.
— Какое же это имя? — изумился главный редактор. — Это не имя. Впрочем, раз вы все равно не подписываетесь, это не имеет значения…
Новичок сразу же обзавелся множеством друзей, так как был услужлив и отличался веселым нравом. Это приводило в восторг самых брюзгливых и обезоруживало самых завистливых. В кафе адвокатуры, где обычно собирались репортеры, прежде чем отправиться в прокуратуру или префектуру на поиски своей ежедневной порции преступлений, он снискал себе репутацию смышленого малого, который в недалеком будущем (вот увидите!) наверняка доберется до кабинета самого начальника полиции. Когда подвертывалось стоящее дело и по приказу своего главного редактора Рультабий — к тому времени это прозвище уже прочно закрепилось за ним — вступал на военную тропу, ему нередко случалось утереть нос самым знаменитым инспекторам.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии