Путь к вершинам, или Джулиус - Дафна дю Морье Страница 29

Она подумала, что он, наверное, всесильный, как Бог, и, устыдившись своего невежества, снова обратилась к нему:

– Джулиус, я бы хотела ребенка.

– Что? Лишний рот? Не будь дурочкой, – отрезал он.

– Ребенку много не надо, – сказала она мечтательно. – Ты бы, наверное, так ему обрадовался.

И тут он снова зачем-то ее обидел, будто вонзил нож в сердце, нисколько не заботясь о том, как больно ее ранит.

– Не могу пока себя так обременять, – сказал он. – У меня еще много времени на это. Да и ты мне не жена. Не хочу от тебя детей.

Он переменил тему и заговорил о лавке. Эльза сидела неподвижно, не слушая, что он говорит. Какая-то часть душевного тепла, которое она питала к нему, ушла безвозвратно.

Она больше не заговаривала о ребенке и после того дня часто молчала в его присутствии, сама не понимая, почему продолжает жить с ним, если он ничего ей не дает, кроме своего тела.

После очередной грубости с его стороны или выговора в присутствии посторонних она говорила себе: «Все, больше не могу. Уйду от него навсегда». А потом сидела в маленькой гостиной, бледнея и не решаясь вымолвить ни слова, а он уплетал ужин, не замечая ее настроения, думая о чем-то своем, но вдруг неожиданно улыбался и говорил:

– Мимитта затаилась и выпустила коготки? Не хочет, чтоб ее любили?

Она мотала головой и мрачно смотрела на него, отстраняясь, но ему достаточно было поцеловать ее и положить руку ей на грудь, туда, где билось сердце, и сил сопротивляться не оставалось. Он обнимал ее и, смеясь, шептал что-то на ухо, а она не могла ни пошевелиться, ни подумать о чем-то еще. Она знала, что принадлежит ему телом и душой, ее кровь – это его кровь, ее плоть – его плоть и, лишившись его, она лишится самой жизни.

– Зачем ты так со мной? – прошептала она однажды, когда он бросил ей в лицо очередную грубость. За долгим молчанием последовало мучительно-сладостное примирение, и она подняла к нему лицо, залитое слезами счастья и обиды. – Зачем ты так со мной?

– Не понимаю, о чем ты, – ответил он. – Я ничего такого не делаю, тебя люблю, и все, а вот ты слишком много болтаешь.

И вновь она была одна в ночной темноте, телом он был с ней, но мыслями – где-то далеко.

У Джулиуса не было времени разбираться с перепадами настроения и фантазиями Эльзы. В конце концов, она всего лишь танцовщица из Алжира. Он не просил ее ехать с ним. Дуется и ведет себя странно, так это, наверное, потому, что она женщина, а женщинам не доверишь серьезные дела. Его все эти пустячные проблемы и ревность не касаются. Ему надо работать. Работа поглощала его полностью и будила в нем азарт, поскольку он имел обыкновение смотреть далеко вперед.

Эльза думала, что, став в двадцать пять лет владельцем пекарни и кондитерской, Джулиус достиг предела мечтаний и теперь ему остается лишь пользоваться плодами своего положения, ведь зарабатывает он достаточно, чтобы не бояться нищеты, и даже немного больше. Так что только Джулиус да два его работника поняли, что произошло, когда в тот судьбоносный мартовский день прохожий, забежавший в лавку, чтобы спрятаться от дождя, купил большую булку, а поскольку был голоден, то тут же у прилавка ее и умял.

Подхватившись, Джулиус принес стул и столик из своего кабинета и с улыбкой предложил покупателю устроиться поудобнее и спокойно отобедать.

Через пять минут появилась чашка кофе. Посетитель, довольный оказанным ему вниманием, выпил кофе, купил кусок шоколадного пирога, рулет и обнаружил, что отлично пообедал на восемь пенсов вместо шиллинга и шести пенсов, которые обычно тратил в соседней таверне.

Он пришел снова, и на этот раз рядом с его столиком уже стояли еще два, и за обоими сидели покупатели, уплетающие булочки с кофе. На следующий день в меню появились сэндвичи с ветчиной и яйцом и фруктовые тарталетки.

Разгоряченные и уставшие от прибавившейся работы, помощники заявили, что хозяин – чертов рабовладелец и совсем спятил. У Эльзы разламывалась спина от стояния у печи, и, возмущенная тем, что приходится жертвовать кофе и ветчиной из собственных запасов ради непонятного новшества, она готова была расплакаться.

– Я это нам на ужин припасла, – упрямо возражала она. – Зачем свою еду отдавать в магазин?

– Делай, что велят, неси сэндвичи, – скомандовал Джулиус. – И четыре чашки кофе – сейчас же.

Говоря это, он улыбался той загадочной зловещей улыбкой, которой она боялась и которую ненавидела. Он не слышал ее протестов, и улыбался он не ей. Он думал об англичанине, безмятежно попивающем кофе с булочками или сэндвичем, и тихо торжествовал, зная, что это только начало.

– Но я не понимаю, Джулиус, – сказала Эльза. – Если мы по-прежнему бедны, откуда у тебя деньги на покупку соседней лавки?

– Продают задешево.

– Я девушка необразованная и глупая, но, даже если задешево, все равно нужны деньги. И что ты собираешься с ней делать?

– Снесу внутреннюю стену, конечно. Получится один большой зал, места для столиков прибавится. Верхний этаж тоже отойдет мне. Его можно открывать, когда внизу много народа.

– Там старушка живет, Джулиус, почти слепая, с дочерью, которая за ней присматривает. Что они скажут? Они не захотят выезжать.

– А меня-то почему это должно заботить?

– Но, любимый, не будешь же ты их выгонять?

– Не глупи, Эльза, и не суйся не в свое дело. Им уж неделю как велено съехать.

Она недоумевающе смотрела на него, заламывая пальцы, сама не зная, что именно ее так расстроило.

– Не понимаю, зачем расширяться, – говорила она. – Это же столько расходов и работы вдвое больше. Вон какая жара стоит, на эти сбережения мы могли бы куда-нибудь уехать, к морю например.

– У нас нет средств на поездки, – оборвал он ее, не поднимая головы от листа бумаги, на котором что-то подсчитывал. – В жару еще больше придется работать. Затишье будет в августе, но надо еще успеть отремонтировать и покрасить оба помещения к сентябрю. Осенью и зимой нас ждет много работы.

У Эльзы упало сердце. Понятно, что все это значит. Чужие люди в доме, запах краски, а большую часть работы придется делать самим, чтобы сэкономить. Потом кафе сразу откроют, надо будет работать с утра до вечера, все время на ногах, изо дня в день, а Джулиусу все будет мало, он захочет еще лучше, быстрее, больше.

С новым зданием и ремонтом забот прибавилось, и ей, конечно, дали помощниц, однако от этого ей не полегчало; да, положение ее стало выше, но обязанностей только прибавилось, весь день она пребывала в напряжении и выбивалась из сил, стараясь везде поспеть. Приходилось и работать в пекарне, и подавать еду в кафе, а ведь на ней еще лежала забота о кондитерской. И все время этот запах еды, жар печей, ворчание сварливых стряпух. Она не понимала, к чему все идет. Счастья у них не прибавилось, жизнь не стала легче, отнюдь нет. Они с Джулиусом все так же ютились в комнатушках в задней части дома, только теперь у них остались спальня и кухня – гостиной пришлось пожертвовать ради расширения магазина. Кроме работы в кондитерской, Эльзе приходилось еще убираться в этих комнатах, самой готовить еду, правда скудную, но все равно это была еще одна забота.