Братья Ашкенази - Исроэл-Иешуа Зингер Страница 28

Среди прочих у тряпичника Файвеле сиживал и Нисан, сын меламеда реб Носке. Он глотал книжки одну за другой.

Опытным глазом просвещенца Файвеле разглядел в сыне балутского даяна беспокойство. Он увидел, что паренек что-то упорно ищет, рвется из отцовского дома. И Файвеле вовлек его в свой круг. Он не ошибся. Этот парнишка в возрасте бар мицвы набросился на его книжки, как голодная собака на кость. Нисан глотал просветительскую литературу на святом языке, а Файвеле ему помогал. Он сразу смекнул, что у мальчишки хорошая голова, что он все понимает с полуслова. И относился к нему, как к сокровищу. Учил его, просвещал, разговаривал с ним часами, очаровывал его.

— Нисан, — говорил он, — ты просто молодец! Слышишь?

Отец Нисана, как обычно, не знал, что творится у него под носом. Погрузившись в свои мысли, удалившись от суетного мира, он не чувствовал отчуждения сына, не замечал, как тот на долгие часы исчезает из дома, дурачит отца и читает еретические книжки у него на глазах, притворяясь, что изучает Гемору.

— Нисан, — часто повторял отец, — бойся Бога! Слышишь?

— Слышу, — отвечал Нисан с издевкой, переворачивая страницу очередной еретической брошюры.

Ему доставляло огромное наслаждение водить отца за нос, обманывать и предавать его.

Он читал круглые сутки. Ночи напролет он бодрствовал на своей узкой лежанке и при свете огарков, принесенных из синагоги, зубрил разные книжки. Он читал и учился без системы, без порядка. Брал все, что только мог найти на полках и в шкафах у тряпичника Файвеле. Изучал немецкий язык по напечатанному шрифтом Раши [56]переводу Библии Мендельсона [57]. Корпел над книгой Маймонида [58]«Путеводитель растерянных» [59]. Глотал статьи из номеров «А-Шахара» [60], зачитанных до дыр и рассыпавшихся в руках. Упивался стихами и рассказами Смоленскина [61], Many [62], Адама а-Коэна [63], Гордона [64]и других просветителей того времени. Помимо статей Крохмала [65], историй из «Кузари» [66], фантастических путешествий, написанных по-древнееврейски книг по астрономии и высшей математике, он, не выучив еще толком немецкого языка, взялся за философов, за Мендельсона и Маймона [67], за Спинозу, Канта и Шопенгауэра.

В его голове царил хаос, как в книжных шкафах Файвеле, где время от времени хозяйничали его жена и дочери.

При этом он умудрялся выучить еженедельный урок отца по Геморе и даже пересказать его ученикам, мысли которых витали над карточным столом у пекаря Шолема. Между ними, учениками реб Носке и его сыном Нисаном, сразу возникла взаимная неприязнь. Они отнюдь не восхищались его светлой головой, тем, что он всегда знает урок, ничего не путает и все растолковывает так, что становится ясно и просто. Особенно не прощал ему этого Симха-Меер — Нисан отобрал у него привычную славу лучшего ученика, илуя. Нисан же, в свою очередь, не мог простить сынкам богачей их роскошные лапсердачки, их новые шелковые шапки и галстучки, их лаковые сапожки, золотые часы, которые уже носили эти юные женишки, все время играя их блестящими цепочками.

Среди них он был единственным, кто ходил в потрепанном, залатанном во многих местах лапсердачке из дешевой ткани, который давно уже был ему мал, дырявых башмаках и рассыпавшейся шелковой шапочке. На фоне богатства других мальчишек его бедность сильнее бросалась в глаза. Но больше бедности Нисана мучило то, что ученики отца глумятся над своим учителем, обманывают его, выставляют его дураком. При всей ненависти к отцу Нисан не мог смотреть, как над ним издеваются чужие. Реб Носке ничего не замечал, а у Нисана щемило сердце.

Проучившись некоторое время вместе с Нисаном, сынки богачей попытались было принять сына меламеда в свою компанию. Они боялись, как бы он не рассказал отцу про их игру в карты во время учебы, про их визиты к пекарю Шолему. Поэтому однажды они взяли его с собой. Но Нисан не видел никакого смысла в картах и сразу же ушел от Шолема. Вместо того чтобы перейти на их сторону, он пытался перетянуть их на свою.

Так же как отец верил святым книгам, постоянно читал их, думал о них, писал к ним комментарии своим убористым почерком, ни на волос не отступал от их указаний, Нисан не отрывался от еретических книжек, штудировал их днем и ночью. Все, что в них писалось, было для него свято, все казалось незыблемым. И так же как отец не ограничивался собственной набожностью, но стремился сделать свет Торы, Божье слово достоянием каждого, так и Нисан, ученик тряпичника Файвеле, хотел распространить свою новую Тору повсюду, привести всех к Файвеле и его книжным шкафам.

Потихоньку, в глубокой тайне Нисан принялся агитировать отцовских учеников, сеять семена сомнения, вольнодумия, ереси. Файвеле сиял от счастья, когда Нисан рассказывал ему об этих мальчишках, которым тряпичник посылал через Нисана свои книжки.