Гамлет, принц датский - Уильям Шекспир Страница 27

И ежели мы королю нужны,

Свой долг пред ним исполнить мы готовы.

Ему скажите это.

Капитан

Да, мой принц.

Фортинбрас

Вперед, не торопясь.

Фортинбрас и солдаты уходят. Входят Гамлет, Розенкранц, Гильденcтерн и

другие.

Гамлет

Скажите, сударь мой, чье это войско?

Капитан

Норвежца, сударь.

Гамлет

Куда оно идет, спросить дозвольте?

Капитан

Оно идет на Польшу.

Гамлет

А кто их предводитель?

Капитан

Фортинбрас,

Племянник старого Норвежца.

Гамлет

На всю ли Польшу вы идете, сударь,

Иль на какую-либо из окраин?

Капитан

Сказать по правде и без добавлений,

Нам хочется забрать клочок земли,

Который только и богат названьем.

За пять дукатов я его не взял бы

В аренду. И Поляк или Норвежец

На нем навряд ли больше наживут.

Гамлет

Так за него Поляк не станет драться.

Капитан

Там ждут войска.

Гамлет

Две тысячи людей

И двадцать тысяч золотых не могут

Уладить спор об этом пустяке!

Вот он, гнойник довольства и покоя:

Прорвавшись внутрь, он не дает понять,

Откуда смерть. – Благодарю вас, сударь.

Капитан

Благослови вас бог.

(Уходит.)

Розенкранц

Идемте, принц?

Гамлет

Я догоню вас. Вы пока идите.

Все, кроме Гамлета, уходят.

Как все кругом меня изобличает

И вялую мою торопит месть!

Что человек, когда он занят только

Сном и едой? Животное, не больше.

Тот, кто нас создал с мыслью столь обширной,

Глядящей и вперед и вспять, вложил в нас

Не для того богоподобный разум,

Чтоб праздно плесневел он. То ли это

Забвенье скотское, иль жалкий навык

Раздумывать чрезмерно об исходе, –

Мысль, где на долю мудрости всегда

Три доли трусости, – я сам не знаю,

Зачем живу, твердя: «Так надо сделать»,

Раз есть причина, воля, мощь и средства,

Чтоб это сделать. Вся земля пример;

Вот это войско, тяжкая громада,

Ведомая изящным, нежным принцем,

Чей дух, объятый дивным честолюбьем,

Смеется над невидимым исходом,

Обрекши то, что смертно и неверно,

Всему, что могут счастье, смерть, опасность,

Так, за скорлупку. Истинно велик,

Кто не встревожен малою причиной,

Но вступит в ярый спор из-за былинки,

Когда задета честь. Так как же я,

Я, чей отец убит, чья мать в позоре,

Чей разум и чья кровь возмущены,

Стою и сплю, взирая со стыдом,

Как смерть вот-вот поглотит двадцать тысяч,

Что ради прихоти и вздорной славы

Идут в могилу, как в постель, сражаться

За место, где не развернуться всем.

Где даже негде схоронить убитых?

О мысль моя, отныне ты должна

Кровавой быть, иль прах тебе цена!

(Уходит.)