Древо Иуды - Арчибальд Кронин Страница 27

Они находились в узкой части Суэцкого залива, и впереди во влажной дымке поблескивали вершины Синая. Три дня стояла адская, невыносимая жара. В Красном море солнце испепеляло «Пиндари»; на скалах Адена, выжженных до бурого цвета, растрескавшихся от зноя, не росло ни травинки, да и сам порт выглядел таким неприветливым, что всею несколько пассажиров отважились сойти на берег. Холбруки примкнули к оставшемуся на борту большинству. Дорис, например, ни разу не вышла на палубу с того вечера, когда они праздновали экскурсию по Суэцу. Как объяснила доктору миссис Холбрук, дочь не покидала каюту из-за легкого недомогания. Он собрался предложить свои услуги, но некоторая сдержанность в манерах женщины, возможно, намек на деликатные обстоятельства его остановили. Он решил, что речь идет, скорее всего, об обычном ежемесячном нездоровье, и убедился в своей правоте, когда миссис Холбрук доверительно прошептала:

— У Дорри иногда случаются эти приступы, доктор.

Поэтому он просто передал ей привет, добавив, что такое жестокое пекло свалит с ног кого угодно.

Погода неожиданно прибавила ему работы. Помимо наплыва пациентов с обычными жалобами на грибковую инфекцию кожи, тропическую потницу и ожоги после чрезмерных усилий приобрести загар у него появилось несколько серьезных случаев. Особую тревогу внушали двое ребятишек Киндерсли, которые слегли с острым колитом. Напуганная эпидемией амебной дизентерии на Суэце, миссис Киндерсли чуть ли не ударилась в панику, а так как в какой-то момент близнецы находились в критическом состоянии, он сам начал опасаться худшего. Но спустя двое суток, которые он почти безотрывно провел у их постели, на рассвете третьего дня наступило резкое улучшение, и, вздохнув про себя с облегчением, он мог успокоить отчаявшуюся мать. Взлохмаченный, с красными от усталости глазами и расстегнутым воротничком, он с трудом разогнулся, чтобы посмотреть на свету показания термометра.

— Они будут на ногах и… снова начнут шалить… — улыбнувшись, он обнял за плечи их мать, — в начале следующей недели.

Женщина разрыдалась. Она умела держать себя в руках, но, как и Мори, глаз не сомкнула в течение двух ночей.

— Вы совершили настоящее чудо, доктор. Как мне вас благодарить?

— Ложитесь и отдохните немного. Вам нужно быть в форме, ведь мы еще с вами играем в финале.

— Да. — Она вытерла глаза, пытаясь ответить на его улыбку. — Хорошо бы выиграть тот симпатичный чайный сервиз для нашего бунгало. Но разве ваша партнерша не больна?

— Нет, там всего лишь недомогание.

Она дошла вместе с ним до дверей каюты. Было видно, что ее терзают сомнения, и, приглядевшись к нему повнимательнее, она все-таки решилась.

— Мы с Биллом часто о вас говорим, доктор… Особенно после этих событий… И невольно задаемся вопросом, не начинается ли у вас… что-то серьезное с мисс Холбрук.

— Серьезное? — тупо повторил он и тут же покраснел, поняв, о чем идет речь. — Разумеется, нет.

— Я рада. — Она пожала ему руку. — Девушка привлекательна и явно к вам благоволит, но есть в ней что-то странное, сама не знаю что, и очень неприятное… Билл говорит, у него мурашки от этой двойственной особы. Вы ведь меня простите за то, что я так сказала?

— Все в порядке. — Он попытался говорить как ни в чем не бывало, хотя ее слова смутили и оскорбили его. — А сейчас примите то сильное снотворное, что я дал, и сразу спать.

На душе у него скребли кошки. Вернувшись в каюту, он принял душ и побрился, выпил две чашки кофе и отправился на обход. Ему постепенно становилось ясно, что Дорис непопулярна на корабле. Она часто грубила, держалась скрытно и, несомненно, вызывала у женской половины зависть своими красивыми нарядами, так как через день появлялась во всем новом и дорогом. Кроме того, их прочный успех в соревнованиях, видимо, пробудил неблагоприятный отклик. Неужели в этом и скрывалась причина неприязни миссис Киндерсли? Верилось с трудом. В ее словах не было злого умысла. Но все равно подобное вмешательство его возмутило. Какое она имела право лезть в его дела, тем более что он вел себя безукоризненно и его не в чем упрекнуть? И что, черт возьми, Киндерсли имел в виду, когда так по-дурацки пошутил? Сам-то он далек от совершенства — любитель пива, целый день, наверное, провел в каком-нибудь клубе Кадура, неудивительно, что его жена так подавлена. Мори размышлял все утро, но эти рассуждения не настроили его против Дорис, а, наоборот, заставили принять ее сторону. Она явно не принадлежала к обычным, заурядным личностям, но стоило ли ее за это корить? В ней все-таки что-то было. Он инстинктивно начал ее защищать. Однако, решил он, будет благоразумнее умерить свой пыл в соревнованиях.

В конце недели внезапно стало прохладнее. Суеты поубавилось. У него появилось время написать длинное, полное любви письмо к Мэри, вложив в конверт отдельный листок с посланием для Уилли. В тот же самый день он еще больше приободрился, когда О’Нил отвел его в сторону для разговора.

— Я подумал, ты захочешь знать, док… Сегодня утром капитан на своем мостике хорошо о тебе отозвался. Когда он узнал про детей Киндерсли, то сказал, что ты чертовски славно потрудился… Ты единственный костоправ из всех, кто у нас здесь был, который не нарастил себе на заднице мозолей. — Здоровяк ирландец помолчал, рассматривая новые часы Мори, а потом ухмыльнулся. — Подарок от благодарного пациента? Так держать, мой мальчик. Ты вскоре нападешь на настоящую жилу, или я не родился в Ирландии.

— Разве я не говорил тебе, что она меня не интересует? — раздраженно ответил Мори. — Мне всего лишь жаль ее, потому что она до сих пор здесь как чужая.

— Тогда почему бы тебе не стать для нее своим? — сказал О'Нил и громко заржал. — Да брось ты, мой мальчик, не тормози, когда путь открыт. Мы все на этом чертовом корыте гоняемся за юбками — иначе с тоски можно подохнуть. Кстати, слышал такой анекдот…

Мори пришлось захохотать. Какой все-таки отличный парень О’Нил, и в его замечании не было ничего обидного, как и в его похабных стишках, — просто повод посмеяться. Почему же Киндерсли не видят того же самого?

На следующий день, когда стало еще прохладнее, на палубе появилась Дорис. Он наткнулся на нее в тенистом уголке, где она сидела в шезлонге, с шелковым шарфом на голове и легким кашемировым покрывалом на коленях, и, видимо, скучала. Под глазами у нее пролегли темные крути. Она не шелохнулась, только махнула в его сторону ресницами.

— Привет, незнакомка, где прятались все это время? — Он опустился в шезлонг рядом с ней. — Как самочувствие? Получше?