Зверобой - Джеймс Фенимор Купер Страница 25

— Если вы оба хотите считаться с моими желаниями, то лучше не затевай этого дела, Непоседа.

— Так-то оно так, малый, но с твоими желаниями считаться никто не желает — и крышка! Итак, плыви на середину озера, а когда вернешься обратно, здесь уже начнется потеха.

Молодой человек сел за весла с большой неохотой и с тяжелым сердцем. Однако он слишком хорошо знал нравы пограничных жителей и не пытался переубедить их. Впрочем, при создавшихся обстоятельствах это было бы не только бесполезно, но даже опасно. Итак, он молча и с прежними предосторожностями вернулся на середину зеркального водного пространства и там отпустил только что добытый челнок, который под легким дуновением южного ветерка начал дрейфовать к «замку». Как раньше, так и теперь это было сделано в твердой уверенности, что до наступления дня ветер отнесет легкие лодки не больше чем на одну-две мили и вновь поймать их будет нетрудно. А чтобы какой-нибудь бродячий дикарь не воспользовался челноками, добравшись до них вплавь — что было возможно, хотя и не очень вероятно, — предварительно убрали все весла.

Пустив пустой челнок по течению, Зверобой повернул свою лодку к мысу, который указал ему Непоседа. Крохотное суденышко двигалось так легко и опытная рука гребла с такой силой, что не прошло и десяти минут, как он снова приблизился к земле, проплыв за это короткое время не менее полумили. Лишь только глаза Зверобоя различили во тьме покачивающиеся тростники, заросли которых тянулись в ста футах от берега, он остановил челнок, ухватившись за гибкий, но прочный стебель одного из этих растений. Здесь он и остался, поджидая с легко понятным волнением исхода рискованного предприятия.

Как мы уже говорили, Зверобой впервые в жизни попал на озеро. До сих пор ему приходилось видеть лишь реки и небольшие ручьи, и никогда еще столь обширное пространство лесной пустыни, которую он так любил, не расстилалось перед его взором. Однако, привыкнув к жизни в лесу, он мог представить себе все скрытые внутри тайны, глядя на лиственный покров. Кроме того, он впервые участвовал в деле, от исхода которого зависела человеческая жизнь. Он часто слышал рассказы о пограничных войнах, но еще никогда не встречался с врагами лицом к лицу.

Итак, читатель легко поймет, с каким нетерпением молодой человек в своем одиноком челноке старался уловить малейший шорох, по которому он мог судить, что творится на берегу. Зверобой прошел превосходную предварительную подготовку, и, несмотря на волнение, естественное для новичка, его выдержка сделала бы честь ветерану. С того места, где он находился, нельзя было заметить ни малейших признаков лагеря или костра. Зверобой вынужден был руководствоваться исключительно слухом. Один раз ему показалось, что где-то раздался треск сухих сучьев, но напряжение, с которым он прислушивался, могло обмануть его.

Так в томительном ожидании минута бежала за минутой. Прошел уже целый час, а все было по-прежнему тихо. Зверобой не знал, радоваться или печалиться такому промедлению: оно, по-видимому, гарантировало безопасность его спутникам, но в то же время сулило гибель существам слабым и невинным. Что же делать дальше? Если он послушается сигнала и отплывет так далеко от места первоначальной высадки, жизнь людей, которые рассчитывают на него, может оказаться в опасности. А если он не откликнется на этот призыв, то последствия могут оказаться в равной степени гибельными. Полный нерешимости, он ждал, надеясь, что крик, естественный или искусственный, должен повториться. Он не ошибся. Несколько минут спустя пронзительный и тревожный призыв снова прозвучал в той же части озера. На этот раз Зверобой был начеку, и слух не мог обмануть его. Ему часто приходилось слышать изумительно ловкие подражания голосу гагары, и сам он умел воспроизводить эти вибрирующие ноты, тем не менее юноша был совершенно уверен, что Непоседа никогда не сможет так удачно следовать природе. Итак, он решил не обращать внимания на этот крик и подождать другого, менее совершенного, который должен был прозвучать где-нибудь гораздо ближе.

Едва успел Зверобой прийти к этому решению, как глубокая ночная тишина была нарушена воплем, таким жутким, что он должен был изгнать из ума слушателя всякое воспоминание о заунывном кличе гагары. Это был вопль агонии, изданный женщиной или мальчиком-подростком. Нетрудно было понять смысл этого крика. В нем звучал смертельный страх; вызвавшая его телесная или душевная боль была столь же внезапна, сколь и ужасна.

Молодой человек выпустил из рук стебель тростника и погрузил весло в воду. Но он не знал, что делать, куда направить челнок. Впрочем, несколько мгновений спустя нерешительность его исчезла. Совершенно отчетливо раздался треск ветвей, потом хруст сучьев и топот ног. Звуки эти, видимо, приближались прямо к берегу несколько севернее того места, вблизи которого Зверобою велено было держаться. Следуя этому указанию, молодой человек погнал челнок вперед, уже не заботясь о том, что его могут заметить. Он вскоре достиг того места, где довольно высокие берега почти отвесно подымались вверх.

Какие-то люди, очевидно, пробирались сквозь кусты и деревья. Они бежали вдоль берега, вероятно, отыскивая удобное место для спуска. В этот миг пять или шесть ружей выпалили одновременно, и, как всегда, холмы на противоположном берегу ответили гулким эхом на сухой треск выстрелов. Вслед за этим раздались один или два крика, какие вырываются при неожиданном испуге даже у самых отчаянных храбрецов, и в кустах началась возня: очевидно, там боролись два человека.

— Скользкий дьявол! — яростно воскликнул Непоседа. — У него кожа намазана салом. Я не могу ухватить его. Ну так вот, получай за свою хитрость!

Слова эти сопровождались падением тяжелого тела среди мелких деревьев, окаймлявших берег, и Зверобой понял, что его товарищ-великан отшвырнул от себя врага этим бесцеремонным способом. Тут бегство и преследования возобновились. Затем юноша увидел, как чья-то фигура появилась на склоне холма и пробежала несколько ярдов по направлению к воде. Очевидно, человек бежал сломя голову и не обращая внимания на производимый им шум, потому что заметил челнок, который в этот критический момент находился уже невдалеке от берега. Чувствуя, что если ему суждено вообще встретить товарищей, то это должно совершиться здесь, Зверобой погнал лодку вперед, на выручку. Но не успел он сделать и двух взмахов весла, как послышался голос Непоседы и на берегу раздались страшнейшие ругательства: сам Непоседа скатился на узкую полоску берега, буквально облепленный со всех сторон индейцами. Уже лежа на земле и почти задушенный своими врагами, силач издал крик гагары так неискусно, что при менее опасных обстоятельствах это могло бы вызвать смех. Человек, уже спустившийся к воде, казалось, устыдился своего малодушия и повернул обратно к берегу, на помощь товарищу, но тут шесть новых преследователей, которые в эту самую минуту спрыгнули на прибрежный песок, набросились на него и немедленно его скрутили.

— Пустите, размалеванные гадины, пустите меня! — кричал Непоседа, попавший в слишком серьезную переделку, чтобы выбирать выражения. — Мало того, что я свалился, как подпиленное дерево, так вы еще душите меня!

Зверобой заключил из этих слов, что друзья его взяты в плен и что выйти на берег — значит разделить их участь. Он находился не далее ста футов [37]от берега. Несколько своевременных взмахов веслом в шесть или восемь раз увеличили расстояние, отделявшее его от неприятеля. Зверобой не смог бы отступить так безнаказанно, если бы, на его счастье, индейцы не побросали свои ружья во время преследования; впрочем, в разгаре схватки ни один из них не заметил челнока.