Святилище - Уильям Фолкнер Страница 23

- Мне только позвонить, - сказала она. Телефон висел в столовой. Женщина звонила, а хозяева сидели за столом. Номера она не знала.

- Шерифа, - настойчиво сказала женщина в трубку. Ее соединили с шерифом, а семья Талла сидела за столом, за воскресным обедом. - Убитый. Проедете с милю от дома мистера Талла и свернете направо... да, усадьба Старого Француза. Да. Говорит миссис Гудвин... Гудвин. Да.

XV

Бенбоу приехал к сестре под вечер. Дом ее находился в четырех милях от города, от Джефферсона. Они с сестрой родились в Джефферсоне с разницей в семь лет, в доме, который до сих пор принадлежал им, хотя сестра и хотела продать его, когда Бенбоу вступил в брак с разведенной женой некоего Митчелла и переехал в Кинстон. На продажу Бенбоу не согласился, хотя в Кинстоне выстроил новое бунгало на взятые в долг деньги и до сих пор выплачивал проценты.

Приехав, Бенбоу никого не встретил. Он вошел в дом и, сидя в темной, с опущенными шторами гостиной, услышал на лестнице шаги сестры, еще не знающей о его приезде. Он не издал ни звука. Сестра едва не прошла мимо распахнутой двери гостиной, но вдруг остановилась и взглянула на него в упор, не выразив ни малейшего удивления, с безмятежной и тупой неприступностью большой статуи; на ней было белое платье.

- А, Хорес, - сказала она.

Бенбоу не поднялся. Сидел, чем-то напоминая провинившегося мальчишку.

- Как ты... - сказал он. - Что, Белл...

- Конечно. Она позвонила мне в субботу. Сказала, что ты исчез, и просила передать, если появишься здесь, что она уехала домой в Кентукки и послала за Маленькой Белл.

- Ах, проклятье, - вырвалось у Бенбоу.

- А что? - сказала сестра. - Сам уезжаешь, а чтобы уезжала она - не хочешь?

Бенбоу провел у сестры два дня. Сестра всегда была необщительной и вела безмятежную жизнь растения, словно извечные кукуруза или пшеница, произрастающие не в поле, а в укрытом саду; в течение этих двух дней она расхаживала по дому, выражая всем своим видом спокойное и чуть смешное трагедийное неодобрение.

После ужина все сидели в комнате мисс Дженни, где Нарцисса перед тем, как отправить сына в постель, обычно читала мемфисские газеты. Когда она вышла, мисс Дженни взглянула на Бенбоу.

- Возвращайся-ка домой, Хорес, - посоветовала она.

- В Кинстон - ни за что. Но и здесь не останусь. Я ушел не к Нарциссе. Не для того бросил одну женщину, чтобы пристать к юбкам другой.

- Если будешь твердить это себе, то когда-нибудь и сам поверишь, сказала мисс Дженни. - Как же тогда будешь жить?

- Вы правы, - ответил Бенбоу. - Тогда я не смогу появляться здесь.

Вернулась сестра. Вид у нее был решительный.

- Хватит об этом, - сказал Бенбоу. Нарцисса за весь день ни разу к нему не обратилась.

- Что ты намерен делать, Хорес? - спросила она. - Должны же быть у тебя дела в Кинстоне, которые нельзя запускать?

- Даже у Хореса должны быть, - сказала мисс Дженни. - Но я хочу знать, почему он ушел. Ты не обнаружил мужчину под кроватью?

- Увы, - ответил Бенбоу. - Наступила пятница, и я вдруг понял, что не могу идти на станцию, брать ящик с креветками и...

- Ты же ходил за ними в течение десяти лет, - сказала сестра.

- Знаю. И поэтому понял, что никогда не смогу привыкнуть к запаху креветок.

- Потому и ушел от Белл? - сказала мисс Дженни. Пристально поглядела на него. - Не скоро ж ты понял, что раз женщина не была хорошей женой одному, то не будет и другому.

- Но взять и уйти, словно черномазый, - возмутилась Нарцисса. - И связаться с самогонщиками и проститутками.

- Так он и от проститутки ушел, - сказала мисс Дженни - Не станешь же ты разгуливать по улицам с пакетиком апельсиновых леденцов, покуда она явится в город.

- Ушел, - сказал Бенбоу. Он вновь рассказал о всех троих, о себе, Гудвине и Томми, как они, сидя на веранде, пили из кувшина и разговаривали, а Лупоглазый бродил по дому, время от времени выходил на веранду, приказывал Томми зажечь фонарь и вместе с ним идти к сараю, Томми не шел, и Лупоглазый ругал его, а Томми, сидя на полу, елозил босыми ногами по доскам и фыркал: "Ну и пугало же он, а?"

- Чувствовалось - у Лупоглазого при себе пистолет, было так же ясно, как то, что у него есть пупок, - сказал Хорес. - Он не пил, потому что, как сказал сам, от выпивки его тошнит как собаку; не сидел и не говорил с нами; не делал ничего: лишь бродил по дому и без конца курил, словно нелюдимый, больной ребенок.

Мы разговорились с Гудвином. В прошлом он кавалерийский сержант, служил на Филиппинах и на границе, потом в пехотном полку во Франции; что с ним случилось, как и почему попал в пехоту и лишился своего чина, он не говорил. Может быть, убил кого-то, может, дезертировал. Гудвин рассказывал о манильских и мексиканских девицах, а тот дурачок хихикал, пил из кувшина и совал его мне: "Глотни-ка еще"; потом я заметил, что в дверном проеме стоит женщина и слушает нас. В браке они не состоят. Я знаю это так же, как и то, что тот маленький черный человек держал свой маленький плоский пистолет в кармане пиджака. Но она живет там, выполняет негритянскую работу, хотя в свое время у нее были автомобили и бриллианты, купленные более дорогой ценой, чем за деньги. И тот слепой старик сидел тут же за столом с неподвижностью слепых людей, ждал, пока его кто-нибудь накормит, казалось, видишь оборотную сторону его глаз, пока они слушают музыку, которую тебе не услышать; Гудвин увел его из комнаты и, насколько я могу судить, вообще с лица земли. Больше я его не видел. Не знаю, чей он родственник. Может, ничей. Может, тот Старый Француз, что выстроил этот дом сто лет назад, тоже не нуждался в слепце и бросил его там, когда умер или уехал.

Наутро Бенбоу взял у сестры ключ от дома и отправился в город. Дом располагался на тихой улочке, в нем никто не жил вот уже десять лет. Хорес открыл его и повытаскивал гвозди из оконных рам. Мебель стояла на своих местах. Надев новый комбинезон, он взял тряпки, швабру и принялся скрести пол. В полдень сходил в центр города, купил постельные принадлежности и консервов. В шесть, когда приехала на своей машине сестра, он был все еще занят работой.

- Едем домой, Хорес, - сказала Нарцисса. - Разве не видишь, что тебе не справиться?

- Я понял это, как только начал, - ответил Бенбоу. - До сегодняшнего дня мне казалось, что пол может вымыть любой человек с одной рукой и ведром воды.

- Хорес, - сказала она.

- Не забывай, я старше тебя, - ответил он. - Я остаюсь. Чехлы для мебели у меня есть.

Ужинать он пошел в отель. Когда вернулся, машина сестры вновь стояла у дома. Шофер-негр привез узел постельного белья.

- Мисс Нарцисса велела вам взять это, - сказал негр.

Бенбоу сунул узел в шкаф и постелил на кровать то, что купил сам.