Вечера на хуторе близ Диканьки. Том 1 - Николай Гоголь Страница 20

Неслася песнь, — то песнь гребцов удалых.

Редеет лес, видна уже долина,

По ней мычат игривые стада;

А издали видна уже и кровля

Луизина; краснеют черепицы

И ярко луч по краям их скользит.

Картина II

Волнуем думой непонятной,

Наш Ганц рассеянно глядел

На мир великий, необъятной,

На свой незнаемый удел.

Доселе тихий, безмятежной

Он жизнью радостно играл;

Душой невинною и нежной

В ней горьких бед не прозревал;

Земного мира уроженец,

Земных губительных страстей

Он не носил в груди своей,

Беспечный, ветренный младенец.

И было весело ему.

Он разрезвлялся мило, живо

В толпе детей; не верил злу;

Пред ним цвел мир как бы на диво.

Его подруга с детских дней

Дитя-Луиза, ангел светлый,

Блистала прелестью речей;

Сквозь кольца русые кудрей

Лукавый взгляд жег неприметно;

В зеленой юбочке сама

Поет, танцует ли она —

Всё простодушно, в ней всё живо,

Всё детски в ней красноречиво;

На шейке розовый платок

С груди слетает понемножку,

И стройно белый башмачок

Ее охватывает ножку.

В лесу ль играет вместе с ним —

Его обгонит, всё проникнет,

В куст притаясь с желаньем злым,

Ему вдруг в уши громко крикнет —

И испугает; спит ли он —

Ему лицо всё разрисует,

И, звонким смехом пробужден,

Он покидает сладкий сон,

Шалунью резвую целует.

Уходит за весной весна.

Круг детских игр их стал уж скромен. —

Меж ними резвость не видна;

Огонь очей его стал томен,

Она застенчиво-грустна.

Они понятно угадали

Вас, речи первые любви!

Покуда сладкие печали!

Покуда радужные дни!

Чего б желать с Луизой милой?

Он с ней и вечер, с ней и день,

К ней привлечен он дивной силой,

Как верно бродящая тень.

Полны сердечного участья,

Не наглядятся старики

Их простодушные на счастье

Своих детей; и далеки

От них дни горя, дни сомнений:

Их осеняет мирный Гений./n

Но скоро тайная печаль

Им овладела; взор туманен,

И часто смотрит он на даль,

И беспокоен весь и странен.

Чего-то смело ищет ум,

Чего-то тайно негодует;

Душа, в волненьи темных дум,

О чем-то, скорбная, тоскует;

Он как прикованный сидит,

На море буйное глядит.

В мечтаньи всё кого-то слышит

При стройном шуме ветхих вод.

· · ·

Или в долине ходит думный;

Глаза торжественно блестят,

Когда несется ветер шумный

И громы жарко говорят;

Огонь мгновенный колет тучи;

Дождя источники горючи

Секутся звучно и шумят. —

Иль в час полночи, в час мечтаний

Сидит за книгою преданий,

И, перевертывая лист,

Он ловит буквы в ней немые

— Глаголят в них века седые,

И слово дивное гремит. —

Час углубясь в раздумьи целой,

С нее и глаз он не сведет;

Кто мимо Ганца ни пройдет,

Кто ни посмотрит, скажет смело:

Назад далеко он живет.

Чудесной мыслью очарован,

Под дуба сумрачную сень

Идет он часто в летний день,

К чему-то тайному прикован;

Он видит тайно чью-то тень,

И к ней он руки простирает,

Ее в забвеньи обнимает. —

А простодушна и одна

Луиза-ангел, что же? где же?

Ему всем сердцем предана,

Не знает, бедненькая, сна;

Ему приносит ласки те же;

Его рученкой обовьет;

Его невинно поцелует;

Он на минуту растоскует

И снова то же запоет./n

Они прекрасны, те мгновенья,

Когда прозрачною толпой

Далеко милые виденья

Уносят юношу с собой.

Но если мир души разрушен,

Забыт счастливый уголок,

К нему он станет равнодушен,

И для простых людей высок,

Они ли юношу наполнят?

И сердце радостью ль исполнят?

Пока в жилище суеты

Его подслушаем украдкой,

Доселе бывшие загадкой,

Разнообразные мечты.

Картина III

Земля классических, прекрасных созиданий,

  И славных дел, и вольности земля!

Афины, к вам, в жару чудесных трепетаний,

  Душой приковываюсь я!

Вот от треножников до самого Пирея

Кипит, волнуется торжественный народ;

Где речь Эсхинова, гремя и пламенея,

  Всё своенравно вслед влечет,

Как воды шумные прозрачного Иллиса.

Велик сей мраморный изящный Парфенон!

Колон дорических он рядом обнесен;

Минерву Фидий в нем переселил резцом,

И блещет кисть Парразия, Зевксиса.

Под портиком божественный мудрец

Ведет высокое о дольнем мире слово;

Кому за доблести бессмертие готово,

  Кому позор, кому венец.

Фонтанов стройных шум, нестройных песней клики;

С восходом дня толпа в амфитеатр валит,

Персидский кандис весь испещренный блестит,

  И вьются легкие туники.

Стихи Софокловы порывисто звучат;