Черные ангелы - Франсуа Мориак Страница 20

— Мне кажется, едет машина.

Градер открыл дверь, прислушался. Лунный свет едва пробивался сквозь туман, и ни звука в целом мире, кроме журчания Бальона, разбухшего от дождей. Матильда, сидевшая у огня, не шевельнулась. Она бы почувствовала, если бы приехал Андрес.

— Мы его больше не увидим, — прошептала она.

Градер пожал плечами:

— Он задержался… Поставь себя на его место. Но он разумный юноша.

Неожиданно Матильда встала:

— Вот теперь — он.

Не успел Габриэль ответить, что ничего не слышит, как до него донесся нарастающий гул мотора.

— Он изменил скорость, значит, свернул в аллею, — добавила Матильда.

Андрес вошел, скинул старую кожаную куртку и даже нисколько не удивился, увидев их обоих на ногах среди ночи.

— Что с тобой, мой мальчик? — воскликнула Матильда. — У тебя губа распухла и на лбу шишка.

Он проворчал, что это пустяки, расшибся в гараже, и, не отвечая на другие вопросы, подошел к камину. Буркнул только, что голоден. Матильда, державшая для него на плите разогретый суп, накрыла на стол. Он начал есть, громко чавкая, как едят в трактирах. Габриэль курил, сидя поодаль, и не сводил глаз с сына. Матильда, напротив, подавая ему, смотрела в сторону. Этой ночью ей не хотелось его поцеловать, он был ей неприятен.

— А теперь, малыш, пора спать.

Андрес залпом осушил стакан вина и придвинул стул к огню. Раскрасневшееся лицо, мутный взгляд, недобрая ухмылка и синяки делали его похожим на уличного хулигана.

— Спать не хочется, — ответил он. — И вообще, не время: надо что-то решать… Если вы не слишком устали…

— О, я давно забыл, что такое сон, — перебил его Габриэль, — поскольку веду ночной образ жизни… А вот ты, Матильда, иди ложись. Ты уже засыпаешь.

Она попыталась было возразить, но он бросил на нее взгляд, недвусмысленно означавший: «Оставь нас одних».

Оставлять их одних ей не хотелось. Она не знала, о чем этот человек собирается говорить с Андресом, однако не сомневалась, что обязана защитить мальчика от него. В то же время в душе Матильда полагалась на Градера и чувствовала, что она с ним заодно. Все уладится, думала она. Какой ценой? Чего ей бояться? Казалось бы, нечего. И все же она стояла в нерешительности. Габриэль подошел к ней и, тихонько подталкивая ее к двери, прошептал:

— Я не могу разговаривать с ним при тебе…

— О чем?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем!

Матильда сделала вид, что не понимает, тогда Градер пожал плечами и указал на Андреса, который сидел к ним спиной, вытянув ноги к камину.

Матильда снова покачала головой, а Градер открыл дверь и отступил, пропуская ее. На пороге она обернулась.

— Нет, Габриэль, — сказала она решительно, — не понимаю.

Он вернулся к Андресу, тот сидел, закрыв лицо руками. «От огня заслоняется», — подумалось Габриэлю, но затем он увидел, что юноша плачет.

— Плачь, не стесняйся, — сказал ему отец. — После поговорим…

Андрес шумно высморкался. Тело его сотрясалось от рыданий, как бывало в детстве. Пастушка смотрела на него, положив морду ему на колени. «Пусть успокоится!» — думал Габриэль. Он подождет, когда сын будет в состоянии его выслушать. Торопиться некуда: вся ночь впереди. Габриэль не сомневался в победе, хотя и не знал еще, с чего начнет разговор; он явственно ощущал, что какая-то неведомая сила направляет его и поддерживает.

— Ну что? — спросил он, взяв Андреса за руку.

— Она уехала!

— Тем лучше! Да, лучше. Теперь мы спокойно наведем здесь порядок.

— Я не знаю, где она…

— В Париже, старик: такая дичь всегда укрывается в Париже. Ну, ну, не сердись — найдется. Не пройдет и недели, как ты получишь письмо.

— Да. Она обещала.

— Так чего же ты плачешь? — воскликнул Градер.

Юноша улыбнулся — в нем снова зажглась надежда.

— А у вас что нового? — спросил он.

Градер придвинул стул и, подложив охапку хвороста в камин, стал глядеть, как пламя перебрасывается с одной ветки на другую.

— Пока ничего. Надо думать о будущем, оно не за горами. Деба, что бы там ни говорили, плох, и сердце его долго не выдержит…

— Так вот на что ты рассчитываешь? — В голосе сына звучало разочарование. — А дальше что? Думаешь, Катрин изменит свое решение? Никогда! Я ее знаю. Да и я теперь не захочу… ни за что.

Андрес расхаживал по кухне, повторяя плаксивым тоном:

— Если это все, что ты придумал…

— Речь не идет о Катрин, — прервал его Градер. — Разумеется, почему бы не попробовать… Но я понимаю, ты ей не простишь. К тому же у нас будет кое-что получше… — Он перешел на шепот. — По брачному договору, совместно приобретенное имущество находится у них в общей собственности… Я имею в виду старика и Тамати… Стало быть, овдовев, она получит все, что досталось ей от Дю Бюшей плюс половину совместно нажитого: то, что Деба купил у меня.

Андрес слушал его, приоткрыв рот и нахмурив брови.

— Мне-то какой в этом прок? — прошептал он.

— Чтобы сохранить семейное достояние, в семьях заключаются порой самые нелепые браки, — говорил Градер безразличным тоном, словно и впрямь рассуждал о вещах абстрактных. — Если разобраться, Тамати тебе почти и не родственница: она всего лишь кузина твоей матери. Понятно, брак будет фиктивным… Само собой! Чистая формальность, а отношения у вас останутся прежние…

— Папа, ты с ума спятил! — Андрес наклонился к отцу и теребил его за плечо. — Ты просто бредишь!

— Да ведь это пустая формальность! Разумеется, ты не сможешь жениться, пока Тамати жива… Ну так и что? Тоже мне несчастье! Главное, ты будешь свободен.

— Во-первых, никогда не поверю, чтоб она согласилась играть эту комедию! Формальность не формальность — я ее знаю: она считает меня своим сыном, это покажется ей чудовищным.

Градер покачал головой и усмехнулся с видом человека, знающего жизнь:

— Ошибаешься. Уверяю тебя, она на все согласится. И потом, у нас будет время ее подготовить…

— А сколько шуму в Льожа? Представляешь, что люди скажут?

Но Габриэль невозмутимо продолжал:

— Брак можно сохранить в тайне. Удастся ли это при Катрин? Не знаю, надо подумать. Но запомни: когда дело касается имущественных интересов, люди обычно все очень хорошо понимают.