Мелкий снег - Дзюнъитиро Танидзаки Страница 20

Тем временем наступил декабрь. И вот в один из дней Сатико позвали к телефону. «Звонит госпожа из Осаки», — доложила прислуга.

— На проверку ушло много времени, зато теперь мы получили всё необходимые сведения о господине Сэгоси. Приеду к вам сегодня и всё расскажу, — сообщила Цуруко. И перед тем, как повесить трубку, добавила: — Боюсь, мой рассказ вас огорчит.

Эта последняя фраза была излишней. Едва услышав голос сестры, Сатико поняла, что вести у неё недобрые. Вернувшись в гостиную, Сатико тяжело вздохнула и опустилась в кресло. Сколько раз со сватовством Юкико получалось именно так: дело доходило до свадьбы, но в последний момент внезапно всё рушилось. Казалось бы, пора уже привыкнуть к этому, и всё же, как ни пыталась Сатико убедить себя в том, что Сэгоси не такая уж блестящая партия, разговор с Цуруко глубоко её огорчил. Если прежде она порой бывала даже рада, когда «главный дом» отклонял то или иное предложение, то на сей раз ей почему-то хотелось, чтобы предложение Сэгоси было принято. В этом сватовстве они с Тэйноскэ играли непривычную для себя роль, быть может, в какой-то мере потому, что ими руководила Итани.

Тэйноскэ, который прежде всегда держался в стороне от подобных переговоров и принимал участие в них лишь постольку, поскольку без его помощи не могли обойтись, в этом сватовстве был едва ли не главным действующим лицом. Да и Юкико вела себя совершенно иначе, чем до сих пор. Она не возражала против смотрин, хотя они и были устроены в такой спешке, согласилась дважды говорить с Сэгоси наедине, не стала противиться, когда ей предложили пройти рентгеновское обследование и показаться дерматологу. Раньше Юкико не была такой покладистой. Выходит, она переменилась? И не потому ли, что её стало тяготить затянувшееся девичество? Или, хотя она и не показывает вида, её беспокоит появившееся на веке пятно? Всё это вместе взятое заставляло Сатико желать, чтобы нынешнее сватовство закончилось свадьбой, верить, что так оно и будет.

До приезда сестры Сатико не переставала надеяться, что ещё не всё потеряно, однако разговор с Цуруко окончательно развеял её иллюзии. Цуруко приехала в Асию днём, пока её старшие дети были в гимназии. К тому же она знала, что в это время Юкико дома не бывает: к двум часам она уходит на урок чайной церемонии.

Сёстры разговаривали в гостиной часа полтора, пока не вернулась из школы Эцуко. Увидев племянницу, Цуруко заторопилась домой, предоставив Сатико и Тэйноскэ самим решать, в какой форме сообщить Сэгоси об отказе.

Рассказала же Цуруко следующее. Как они выяснили, мать Сэгоси, овдовевшая более десяти лет назад, с тех пор неотлучно живёт в старом родовом имении. По слухам, она больна и никогда не выходит из дома. Сын навещает её очень редко, за ней ухаживает её родная сестра, тоже вдова. Считается, что старая дама разбита параличом, но торговцы, которые часто бывают в доме, высказали предположение, что у неё какая-то душевная болезнь. Так, например, она не узнает даже собственного сына. Кое-какие настораживающие намёки сквозили в отчёте сыскного агентства, но, поскольку это были всего лишь намёки, Цуруко с мужем послали туда своего человека, который всё доподлинно разузнал.

Ей и самой очень жаль, что так получилось, сказала Цуруко, ведь со стороны может показаться, что люди из самых благих побуждений стараются устроить счастье Юкико, а они в «главном доме» только и думают, как бы этому помешать. На самом деле это вовсе не так. Теперь они уже не придают былого значения ни знатности, ни богатству. Именно потому, что нынешнее предложение казалось вполне приемлемым, они не посчитались с тратами и послали на родину Сэгоси своего человека. Если бы речь шла о чем-нибудь другом, не беда, но когда, в роду жениха такой недуг, тут уж ничего не поделаешь. «Удивительное дело, — вздохнула Цуруко, — всякий раз, когда появляется возможность устроить судьбу Юкико, возникают совершенно непреодолимые препятствия. Видно, ей и в самом деле не суждено выйти замуж. Недаром говорят, что над женщинами, родившимися в год Овна, тяготеет злой рок».

Едва захлопнулась дверь за Цуруко, в гостиной появилась Юкико. Из запахнутого на груди кимоно у неё выглядывала шёлковая салфетка для чайной церемонии. Воспользовавшись тем, что Эцуко убежала играть к Штольцам, Сатико сказала сестре:

— Приезжала Цуруко. Я только что её проводила. Сатико помедлила, ожидая какого-нибудь отклика на свои слова, но Юкико по обыкновению молчала.

— Цуруко считает, что мы должны отказать господину Сэгоси.

— Вот как?

— Понимаешь… Мы думали, что его матушка парализована, а оказывается, у неё какое-то психическое расстройство.

— Вот как?

— Поэтому брак с ним невозможен…

— Да, я понимаю.

Во дворе послышался голос Эцуко: «Руми-сан, скорее!» Обе девочки уже бежали по лужайке к дому. Сатико перешла на шёпот:

— Ну вот, главное ты теперь знаешь, а об остальном мы поговорим после.

— Ты уже дома, сестричка? — Эцуко вбежала на террасу и остановилась перед застеклённой дверью гостиной. Вскоре рядом с ней показалась и Роземари. Две пары маленьких ног в кремовых шерстяных носках выстроились в одну линейку.

— Эттян, играйте, лучше, в доме, ветер сегодня холодный, — открыв дверь, как ни в чем не бывало сказала Юкико. — Руми-сан, проходи, пожалуйста.

Итак, разговор с Юкико был уже позади. Теперь предстояло сообщить неприятную весть Тэйноскэ, который, как оказалось, воспринял её куда менее хладнокровно, чем Юкико.

Вернувшись вечером домой и узнав от жены о визите Цуруко, Тэйноскэ даже не пытался скрыть раздражение: ну вот, снова отказ! Ставший с лёгкой руки Итани главным действующим лицом в переговорах о сватовстве, он дал себе слово довести дело до конца и решил, что, если «главный дом» снова выдвинет нелепые доводы о положении и престиже, он сделает всё, чтобы убедить Цуруко с мужем принять предложение Сэгоси. Аргументы он собирался выдвинуть такие: для Сэгоси это первый брак, выглядит он достаточно моложаво для своих лет и поэтому не будет казаться стариком рядом с Юкико и, наконец, вообще безрассудно отклонять это предложение, рассчитывая на что-либо лучшее в будущем.