Сущий рай - Ричард Олдингтон Страница 19

Отбросим страх. Страх не поможет мне избежать голода, крушения надежд, нищеты и безумия. Парализованный страхом, мой король-отец прячется в постели и замахивается бутылкой виски на действительность. С малодушным страхом в сердце моя королева-мать, коварная женщина, строит глупые планы с целью заманить свое потомство в ловушку позорной безопасности. А моя принцесса-сестра, эта буржуазная Электра из аристократического предместья, изобилующего прекрасными особняками, что делает она? Эта прелестная, достигшая брачного возраста молодая женщина, чьи глаза своей глубиной подобны рыбным садкам Хеврона, с какой поспешностью, родившейся из страха, следует она советам своей благочестивой сводни-матери, которая торгуется о цене брачных утех с богатым животным. Что всех их сделало трусами?

Ну а кто я такой, чтоб изощряться в остроумии на их счет? В самом деле, кто? Вспомни, как это поется в песенке: „С тобой мы родные, родные до гроба… Мы счастливы вместе, и счастье — одно…“ Или, может быть, я законченный ублюдок, оборотень, найденыш, младенец, выращенный в колбе, нравственный урод, отвергший законы наследственности и среды? Чепуха! Я такое же ничтожество; бичуя их, я бичую свою собственную плоть.

Я вел себя глупо с Анной. Она права: ее пол — ее богатство. Зачем отдавать задаром то, что можешь выгодно сдать внаем, fructus ventris tui. [8]Я не могу кощунствовать, у меня нет веры, только доверие к науке. Ну а какой смысл быть разумным? Эстетическое предпочтение; симметрия логики в том, чтобы держаться фактов. А каковы факты сами по себе? Я вел себя глупо с Анной. Пойми это. А если с Анной вел себя глупо, то, может быть, и во всем глупо? Попытка вознаградить себя за поражение: потерпел неудачу водном, наверстываешь с юбками. А если и это не удается, обратись к разрушению и давай круши дальше. Поистине единственный выход для меня — стать новым Аттилой».

В этот момент умственного самоисступления Крис обнаружил, что он находится не более чем в четырехстах шагах от дома, напротив деревенского кабака, который как раз открывался на вечернее время. После некоторого колебания он зашел выпить кружку пива в смутной и слабой надежде, не вдохновит ли его пиво на какую-нибудь героическую поэму; таков, кажется, верный рецепт.

В пивной не было никого, кроме тучной, самодовольной хозяйки, которая неразумно пыталась извлечь веселый старый английский огонь из нескольких несгораемых корней дрока.

— Что! Уже новую бутылку виски, сэр?

— Нет, — Крис почувствовал, что краснеет. — Дайте-ка мне кружку пива.

Он сел и стал набивать трубку, продолжая мысленно пережевывать жвачку грустных размышлений, и так погрузился в это бесплодное времяпрепровождение, что, когда хозяйка принесла пиво и спросила, как чувствует себя его отец, он чуть было не сказал: «Очень хорошо, благодарю вас». К счастью, он вовремя вспомнил о печальной действительности и ответил:

— Да все так же, знаете.

— Ах, — набожно сказала хозяйка. — Пути господни неисповедимы. Многие из тех, что были одеты в пурпур и тонкое полотно, будут сидеть во вретище и посыпать голову пеплом, покуда наша страна погрязает в грехе и суете. Не мне быть поклонницей церковных песнопений, это было бы убыточно для моего дела; попы готовы запретить рабочему люду выпить кружку пива на честно заработанные деньги. Но пусть я и содержу кабак, сэр, но знаю, что мой Спаситель жив!

Крис пробормотал что-то, выражая одобрение примерному и христианскому образу мыслей, хоть ему и показалось, что хозяйке доставляет некоторую радость разорение Хейлинов.

— Вы, помнится мне, были в университете, сэр? — она переменила тему, решив поковырять в другой ране.

— Был, — беззаботно сказал Крис. — Но, как видите, вышел оттуда на широкий свет.

— И повеселились вы там, наверное, со всеми этими лодочными гонками и состязаниями в крикет и в поло, про которые пишут в газетах, — сказала она завистливо. — Но какая от всего этого польза?

— Есть еще научная сторона, — сказал Крис. — Хотя, может быть, печать ею несколько и пренебрегает. Предполагается, что людей обучают всему, что необходимо для занятия ответственных постов, понимаете, и для всяких научных исследований.

— Исследований! — вскричала хозяйка, которая, по-видимому, читала какую-нибудь бульварную воскресную газету. — Это чтоб резать на куски мертвых младенцев и чтобы очкастые господа втыкали ножи в бедных невинных песиков; эти бессловесные животные никому не делают зла. Я как-то видела такую картину и пожертвовала шиллинг на борьбу с этим злом. Этого нельзя допускать, сэр, нельзя допускать в христианской стране.

— Возможно, — сказал Крис, стараясь скрыть улыбку. — Но уверяю вас, вивисекция не входит в университетский курс.

— Тогда позвольте узнать, что же вы там, джентльмены, делаете?

— А это кто по какой линии пойдет. Когда пройден основной курс, одни специализируются по языкам и литературе, другие по философии или математике, третьи по естественным наукам…

— Ну а какая от них польза?

— Смотря потому, что вы называете «пользой». Вы разве против образования?

— Ну если это образование! — Она произнесла это слово точно какое-то магическое заклинание. — Но почему же оно достается только богатым? Почему вот сыновья рабочих не могут учиться в университетах?

— Когда-нибудь, может быть, и им будет открыта дорога, во всяком случае, я на это надеюсь. Но пока что попросту места для всех не хватает. Но я тоже считаю, что правильнее было бы посылать туда людей по заслугам, а не из какого-то классового снобизма.

— Да, образование — великая вещь, — согласилась она. — Мне, конечно, этого не понять. Ну а что вы будете делать теперь, сэр, с этим вашим образованием? Деньгу зашибать, надо думать.

— Раз уж речь зашла обо мне, — сказал Крис, снова улыбнувшись, — должен признаться, что мое «образование» до сих пор отличалось главным образом тем, что лишало меня всякой возможности зарабатывать деньги каким бы то ни было законным способом.

Хозяйка была, видимо, ошарашена этим заявлением, но потом рассмеялась, клохча как оскорбленная курица:

— Ох, мистер Крис, ну и насмешили же вы меня. Знаю я вас! Все-то вы шутите, все-то смеетесь!

— Я говорю совершенно серьезно, — возразил Крис.

— А ну вас, рассказывайте кому-нибудь еще, меня-то уж не проведете. Кто это будет бросать деньги на образование, если от этого все равно никакого проку? Подумаешь, удовольствие какое!

И она, не переставая клохтать как курица, скрылась в недрах пивной.

Оставшись один, Крис пил и курил в молчании. Время от времени он улыбался. По-видимому, разговор с хозяйкой развеселил его и успокоил его смятенный ум. В конце концов он вытащил из кармана блокнот и принялся писать.

«Хозяйка совершенно права, — начал он. — Простая душа. Она подошла прямо к самой сути и задавала вопросы по существу. Какой толк от того, что я занят культурой Египта и Шумера, цивилизацией Индии, хеттами и крито-микенской культурой и способен волноваться о „будущем расы“ и „рациональном построении общества“, если сам я абсолютно беспомощен? Гиссинг сказал: „Тот, кто лишен денег, лишен элементарных прав человека“. Почему кто-то должен быть лишен их в мире изобилия?