Избранные речи - Демосфен Страница 18

(13) Итак, не упускайте из виду, граждане афинские, что и теперь это все – только слова и отговорки, а в действительности все делается и затевается так, чтобы, пока вы остаетесь дома и пока за границей у нашего государства нет никакого войска, Филипп мог с полнейшим спокойствием устроить себе все, чего хочет. Да вот, смотрите, прежде всего, на теперешнее положение, – что́ сейчас делается? (14) Сейчас он с большим войском находится во Фракии и вызывает к себе еще значительные силы из Македонии и Фессалии, как передают люди, прибывшие оттуда. Поэтому, если он, дождавшись годичных ветров⁴, подступит к Византии и начнет осаду ее, тогда, прежде всего, разве византийцы, вы думаете, останутся при том же своем неразумии, как сейчас⁵, не обратятся к вам и не попросят вас прийти к ним на помощь? (15) Нет, я лично не думаю этого. Наоборот, даже если к кому-нибудь они относятся с бо́льшим недоверием, чем к вам, то все-таки предпочтут впустить к себе хотя бы их, чем отдать свой город ему… конечно, если он не успеет раньше одолеть их самих. Таким образом, если мы не будем в состоянии выйти в море отсюда, а там не будет наготове никакого отряда для оказания помощи, тогда ничто не отвратит от них гибели. (16) – «Да, клянусь Зевсом, эти люди одержимы злым духом и не знают границ в своем безумии». – Ну, пусть это и так; но все-таки их надо спасти: это нужно для пользы нашего государства. Притом у нас нет уверенности и насчет того, что он не пойдет на Херсонес. Наоборот, если судить по письму, которое он прислал вам, он думает, по его словам, расправиться с этими людьми на Херсонесе. (17) Значит, если у нас будет там на месте готовое войско, оно будет в силах не только помочь той стране, но и нанести вред какому-нибудь месту в его владениях. А раз только оно будет распущено, что́ мы станем делать в случае, если он нападет на Херсонес? – «Мы предадим суду Диопифа, клянусь Зевсом». – Да делу-то какая от этого будет польза? – «Но мы можем тогда сами прийти им на выручку отсюда». – А если ветры нам помешают? – «Да нет же, клянусь Зевсом, он не придет». – Но кто может поручиться за это? (18) Видите ли вы и принимаете ли вы в расчет, граждане афинские, какое сейчас наступает время года⁶ и как некоторые люди считают необходимым на это время устранить вас из Геллеспонта и передать его в распоряжение Филиппа? А что, если он по возвращении из Фракии не пойдет ни к Херсонесу, ни к Византии (надо иметь в виду и такую возможность), а пойдет на Халкиду⁷ или Мегары⁸ таким же точно образом, как недавно на Орей, что тогда лучше – здесь ли обороняться от него и позволить войне подойти к самой Аттике, или устроить ему какую-нибудь помеху там? Я лично предпочитаю последнее.

(19) Так вот это вы все должны знать и учитывать и, клянусь Зевсом, отнюдь не хулить и не хлопотать о роспуске того войска, которое Диопиф пытается создать для нашего государства, но вы сами должны подготовлять еще и другое войско, снабжать его деньгами и вообще всякими способами искренне содействовать ему в борьбе. (20) Предположим, в самом деле, что кто-нибудь спросил бы Филиппа: «Скажи, пожалуйста, чего из двух ты хотел бы – того ли, чтобы эти воины, которых сейчас имеет под своим начальством Диопиф, каковы бы они ни были (я ничего на этот счет не возражаю), были в отличном состоянии, пользовались доброй славой у афинян и приумножались в числе при содействии нашего государства или, наоборот, того, чтобы по наветам и обвинениям со стороны некоторых людей они были распущены и уничтожены? Я думаю, он пожелал бы последнего. Так значит, некоторые здесь из нашей же среды добиваются того самого, чего молил бы себе у богов Филипп? И после этого вы еще спрашиваете, почему дела государства все решительно пошли прахом!

(21) Так вот я и хочу с полной откровенностью разобрать перед вами, каково настоящее положение государства, и рассмотреть, что́ сами мы делаем сейчас и ка́к относимся к этим делам. Мы не хотим ни делать взносов⁹, ни самолично отправляться в поход, но вместе с тем не можем и обходиться без государственных денег¹⁰, не даем условленной платы Диопифу¹¹, не одобряем и тех средств, какие он сам для себя сумеет добыть, (22) но браним его и справляемся, откуда он берет средства и что собирается предпринять, и тому подобное. Вот и теперь из-за такого отношения к делу мы не хотим исполнять своих же собственных обязанностей; наоборот, хотя на словах мы и восхваляем ораторов, высказывающих мысли, достойные нашего государства, но на деле мы помогаем тем, кто действует против них. (23) Прибавлю еще, что у вас есть обыкновение каждый раз спрашивать выступающего перед вами оратора: «Так что́ же надо делать?» Я же хочу спросить у вас: что́ же надо говорить? Ведь в самом деле, если вы не будете ни делать взносов¹², ни сами отправляться в походы, не откажетесь от государственных денег, не будете давать условленной платы, не будете позволять человеку самому добывать себе необходимые средства, не пожелаете исполнять своих собственных обязанностей, – тогда мне не о чем вам говорить. И действительно, если вы уже сейчас даете такую свободу всем желающим обвинять и клеветать, что даже о делах, которые, по их словам, он еще только собирается предпринять, наперед выслушиваете речи обвинителей, тогда что́ же можно говорить?

(24) К чему может привести такое положение, это некоторым из вас необходимо уразуметь. Я скажу об этом откровенно; да иначе я и не мог бы. Все военачальники, какие когда-либо выходили от вас в море (за правильность этого я готов отвечать каким угодно наказанием), берут деньги и с хиосцев, и с эрифрейцев¹³, и вообще со всех, с кого только могут взять (я имею в виду население городов в Азии). (25) При этом те, которые имеют в своем распоряжении один-два корабля, берут меньшие деньги, имеющие же более значительные силы берут более крупные. И, конечно, плательщики платят малые или большие деньги не даром (не настолько же они глупы), но этим способом они покупают обеспечение, чтобы не чинилось никаких обид выезжающим от них купцам, чтобы они не подвергались ограблению, чтобы их торговым судам давалась охрана и тому подобные преимущества. Они говорят про это, что «дают благодарность», и под таким названием известны эти поборы. (26) Вот и теперь, если в распоряжении Диопифа есть войско, то ясно, что все люди там будут платить ему деньги. В самом деле, откуда же иначе, – как вы думаете, – берет средства на содержание войска человек, который ни от вас не получил ничего, ни сам не имеет средств, чтобы выплачивать жалованье наемникам? – С неба что ли? Не оттуда же, конечно. Но он делает сборы, выпрашивает еще какие-нибудь пожертвования, заключает займы; вот на это и существует. (27) Таким образом, если эти люди выступают перед вами с обвинениями против него, – это то же самое, как если бы они объявляли во всеуслышание, что не следует ничего давать ему, так как и за одно свое намерение он должен понести наказание, а тем более, если что-нибудь сделает или добьется какого-нибудь успеха. Вот что значат эти разговоры: «он собирается осаждать», «он выдает греков!¹⁴» Что же, значит, кто-то из этих людей беспокоится за население, проживающее в Азии? Но, должно быть, они лучше умеют радеть о других людях, чем о своем отечестве. (28) Да и разговоры их о посылке на Геллеспонт другого военачальника имеют такое же значение. Ведь если Диопиф действует преступно, когда задерживает торговые суда, то было бы достаточно маленькой – да, граждане афинские, маленькой – таблички, чтобы все это прекратить; да и законы говорят, что виновных в таких проступках надо привлекать к суду посредством исангелии¹⁵; но клянусь Зевсом, нет никакой нужды ради своей собственной охраны прибегать к таким денежным затратам и к такому количеству триер¹⁶, так как это уж верх безумия; (29) наоборот, против врагов, которых нельзя привести к повиновению законам, действительно надо и даже необходимо и содержать воинов, и посылать триеры, и вносить деньги; по отношению же к нашим собственным гражданам такую силу имеют псефисма, исангелия, посылка корабля парала¹⁷. Вот так и надо было бы действовать благоразумным людям; но только завистники и вредители могут поступить так, как теперь они. (30) И если некоторые из них таковы, это, конечно, ужасно, но все-таки главное еще не в этом. А вот вы, заседающие в собрании, относитесь к делу уже так, что, стоит кому-нибудь выступить здесь и заявить, будто виновником всех несчастий является Диопиф, или Харет, или Аристофонт¹⁸, или вообще тот из граждан, кого только он назовет, как вы сейчас же подтверждаете это и кричите, что он правильно говорит; (31) наоборот, если выступит кто-нибудь другой и скажет вам настоящую правду, что «вздоры вы говорите, афиняне; виновником всех этих несчастий и такого положения дел является Филипп, так как, если бы он держал себя спокойно, у нашего государства не было бы никаких затруднений», против справедливости этого вы не можете возражать, но все-таки вы, мне кажется, бываете недовольны и чувствуете себя так, как будто что-то теряете. (32) А причина этого вот какая (уж разрешите мне, ради богов, когда дело идет о наилучших мерах для государства, говорить откровенно): некоторые из политических деятелей приучили вас к тому, чтобы на заседаниях Народного собрания быть грозными и суровыми, в военных же приготовлениях легкомысленными и неосновательными. Поэтому, если кто-нибудь заговорит перед вами о виновности человека, которого вы, наверное, можете захватить в своей же собственной среде, вы подтверждаете и охотно соглашаетесь на это; но если называют такого человека, которого никак нельзя покарать, не победив сначала оружием, тогда вы, должно быть, затрудняетесь, как поступить, а когда вам на это указывают, бываете недовольны. (33) Нет, нужно бы, граждане афинские, в противоположность тому, что делается теперь, всем политическим деятелям приучать вас быть кроткими и великодушными на заседаниях Народного собрания, так как на них разбираются правовые отношения между вами самими и союзниками; зато в военных приготовлениях выказывать себя грозными и суровыми, так как в них ведется борьба с врагами и противниками. (34) Но вместо этого демагогическими речами и крайним угодничеством они развили в вас такое отношение, что во время заседаний Народного собрания вы напускаете на себя важность и окружаете себя лестью, слушая только приятные слова, а когда начинаются затруднения и происходят какие-нибудь события, ваше положение оказывается уже до крайности опасным. Ну, скажите, ради Зевса, что́, например, вы ответили бы, если бы греки потребовали у вас отчета относительно благоприятных возможностей, упущенных вами теперь по беспечности, и спросили бы вас: (35) «Граждане афинские, разве вы не посылаете к нам то и дело послов, разве не говорите, будто Филипп строит коварные замыслы против нас и всех греков и что надо остерегаться этого человека, и всякие подобные вещи?» Нам придется признать это и согласиться, так как действительно мы так и делаем. «В таком случае, что же вы делали, малодушнейшие из людей, в течение десяти месяцев, пока этот человек был в отсутствии и пока он был оторван то болезнью, то непогодой, то военными действиями и не мог вследствие этого вернуться домой¹⁹, (36) – ка́к же вы не освободили Эвбеи и не вернули себе ничего из ваших собственных владений? А он, наоборот, пока вы оставались дома, не были ничем заняты и были здоровы (если только людей, так поступающих, можно назвать здоровыми), на Эвбее поставил двух тиранов, – одного укрепив прямо напротив Аттики, другого напротив Скиафа²⁰; (37) как же вы не покончили даже с этими делами, если уж ничем другим не хотели заниматься, и как допустили все это? Очевидно, вы уступили ему, и этим показали явно, что, умри он хоть десять раз, вы все равно не двинетесь с места. Так зачем же вы приезжаете к нам в качестве послов, выступаете с обвинениями и причиняете нам беспокойство?» Если они станут так говорить, что́ мы им ответим и чем мы объясним свои действия, афиняне? Я по крайней мере не вижу.