Леди и джентльмены - Джером Клапка Джером Страница 17

Прошло несколько месяцев, и Чарлз Сибон, или Чарлз Деннинг, как он теперь себя называл, обветренный, загорелый и почти не похожий на себя прежнего, явился в «Кромлех армз», как и шесть лет назад, с рюкзаком за плечами и попросил комнату, пояснив, что задержится в деревне на несколько дней.

Вечером он отправился на берег и в сумерках добрался до живописного нагромождения камней, которое склонные к фантазиям жители Корнуолла окрестили «Ведьминым котлом». Именно с этого места он когдато увидел выходящую из воды Миванвей.

Чарлз вытащил изо рта трубку, прислонился спиной к скале, похожей на лицо старого друга, и посмотрел на узкую, едва различимую в тусклом свете тропинку. Трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем внизу, у самой воды, показалась фигура Миванвей: она поднялась и остановилась перед ним.

Чарлз не испугался. Он почти ждал этой встречи. Появление возлюбленной венчало бесчисленные сны. Сейчас она выглядела старше и полнее, чем в воспоминаниях, но от этого еще прекраснее.

Он надеялся, что супруга заговорит, но она лишь подняла печальный взор и скрылась в сумерках. Чарлз стоял в тени скал без движения и смотрел вслед.

Если бы, вернувшись в гостиницу, он дал себе труд обсудить происшествие с хозяином или хотя бы проявил готовность слушать — старик любил посплетничать, — то непременно узнал бы немало интересного. Оказывается, не так давно в эти края приехала молодая вдова по имени миссис Сибон в сопровождении незамужней старшей сестры. Дамы сняли небольшой дом в долине, примерно в миле от деревни. Каждый вечер миссис Сибон непременно совершала одинокую прогулку к морю и обратно — всегда по одной и той же крутой тропинке, мимо «Ведьминого котла».

А если бы Чарлз последовал за фигурой Миванвей в долину, то увидел бы, что, едва миновав «Ведьмин котел», та бросилась бежать и бежала до самого дома, а у порога, едва дыша, почти упала на руки другой фигуры, поспешно вышедшей навстречу.

— Дорогая, — забеспокоилась старшая из сестер, — ты дрожишь как осиновый лист! Что случилось?

— Я его видела, — с трудом вымолвила Миванвей.

— Кого?

— Чарлза.

— Чарлза! — повторила сестра и взглянула почти с испугом, как на сумасшедшую.

— То есть его призрак, — пояснила миссис Сибон с благоговейным ужасом. — Он стоял в тени скалы, в том самом месте, где мы впервые встретились. Выглядел постаревшим и усталым, а смотрел — о, Маргарет! — смотрел с такой горькой укоризной…

— Милая, — заговорила мисс Эванс, уводя сестру в комнату, — ты переутомилась. Не надо было возвращаться в этот дом.

— О, я совсем не испугалась! — воскликнула Миванвей. — Каждый вечер ждала встречи и рада, что он наконец пришел. Может быть, появится еще раз, и тогда я обязательно попрошу прощения.

На следующий день, едва спустились сумерки, вопреки настойчивым просьбам сестры остаться дома и отдохнуть Миванвей снова отправилась на свою обычную прогулку, а Чарлз в тот же вечерний час вышел из гостиницы.

И опять Миванвей увидела его стоящим в тени скалы. Джентльмен твердо решил, что, как только видение появится, обязательно заговорит, но стоило молчаливой фигуре остановиться рядом и взглянуть печальными глазами, самообладание тут же его покинуло.

Он ни на миг не усомнился, что стоит лицом к лицу с материализованным образом любимой жены. Мы привыкли смеяться над чужими призраками, считая их фантазиями больного воображения, но свои узнаем мгновенно и безошибочно. К тому же на протяжении целых пяти лет Чарлз Сибон общался с людьми, твердо верившими, что мертвые живут рядом. Однажды, собравшись с духом, он почти заговорил, но в тот же миг фигура возлюбленной отпрянула, и с пересохших губ слетел лишь слабый вздох. Как и в прошлый раз, видение спустилось в долину и скрылось из виду.

Однако в третий вечер оба явились на место встречи, вооруженные непоколебимой решимостью.

Чарлз заговорил первым. Как только печальный призрак приблизился и окинул его грустным взглядом, он вышел из тени и остановился на тропинке.

— Миванвей!

— Чарлз! — отозвался призрак.

Оба говорили подобающим случаю шепотом и с тоской смотрели друг на друга.

— Ты счастлив? — спросила Миванвей.

Вопрос может показаться достойным дурного фарса, однако не стоит забывать о том, что молодая леди выросла в семье священника старой закалки и с детства впитала убеждения, которые в те времена еще не считались устаревшими.

— Настолько, насколько заслуживаю.

Печальный ответ отозвался в сердце Миванвей новой болью: ведь она поняла слова по-своему.

— Как можно быть счастливым, потеряв тебя? — продолжал Чарлз.

Подобный ход мысли обнадеживал прежде всего потому, что освобождал от мучительной тревоги за будущее любимого. Пусть сейчас он и переживал острые страдания, но впереди брезжила надежда. К тому же слова звучали весьма приятно, а я вовсе не убежден, что легкий флирт с призраком мужа пугал молодую вдову.

— Сможешь ли ты простить меня? — спросила Миванвей.

— Простить тебя?! — изумленно воскликнул Чарлз. — Нет, это я должен молить о прощении! Вел себя, как последний глупец, как чудовище, недостойное твоей любви.

Призрак оказался истинным джентльменом, и Миванвей окончательно забыла о страхе.

— Виноваты оба, — возразила она, и в этот раз голос прозвучал более уверенно. — Но я особенно. Обижалась, словно капризный ребенок, и не понимала, насколько глубоко любила.

— Ты меня любила! — повторил призрак Чарлза таким тоном, как будто слова приносили умиротворение.

— А разве ты сомневался? — спросил призрак Миванвей. — Никогда не переставала любить и буду любить вечно.

Призрак Чарлза бросился навстречу, чтобы заключить призрак Миванвей в объятия, однако тут же остановился.

— Благослови, прежде чем уйдешь. — Сняв шляпу, мистер Сибон опустился на колени. Миванвей грациозно склонилась, собираясь исполнить просьбу, и в этот миг заметила на траве посторонний предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался не чем иным, как яркой пенковой трубкой. Ошибки быть не могло даже при обманчивом вечернем освещении: трубка лежала на том самом месте, куда Чарлз уронил ее, падая на колени.

Чарлз проследил за взглядом любимой и сразу вспомнил о давнем запрете на курение.

Не задумываясь о тщетности действия, а тем более о неизбежном откровенном признании, он инстинктивно схватил трубку и сунул на место, в карман. В это мгновение Миванвей оказалась во власти множества противоречивых чувств: понимание и растерянность, страх и радость одновременно атаковали ослабевший разум. Она смутно ощущала, что должна что-то сделать — то ли засмеяться, то ли заплакать, то ли закричать. Первым пришел смех. Раскаты неудержимого хохота сотрясали скалы, и Чарлз успел вскочить как раз вовремя, чтобы поймать возлюбленную в тот момент, когда она без чувств упала в его объятия.