Левша на обе ноги - Пэлем Грэнвил Вудхауз Страница 16

Он сказал:

— Кончай гавкать.

— А в деревне где мы будем жить? Ты будешь работать сторожем? Отец Фреда работает сторожем в одном большом доме, в Кенте — Фред рассказывал. Ты, когда к нам приходил в пивную, Фреда не встретил, нет? Он бы тебе понравился. Мне Фред нравится. И матушке нравится. Он всем нравится.

Я хотел еще много ему рассказать про Фреда, ведь Фред — один из моих лучших друзей, но тут Застенчивый схватил палку и стукнул меня.

— Сказано тебе — молчать, так молчи!

Вот уж действительно другого такого застенчивого человека я не встречал. Он просто страдал, когда с ним заговаривали. Ну, что делать — главного надо слушаться, так что я не стал больше заводить разговоры.

В тот же вечер мы поехали в деревню, как он и обещал полицейскому. Я ужасно волновался — я столько слышал о деревне от Фреда и давно мечтал там побывать. Фред иногда ездил на мотоцикле к отцу, в Кент, с ночевкой. Один раз он привез оттуда белку: я думал, мне для угощения, а матушка сказала — нет. «Первое, что должен запомнить пес, — говаривала она, — это что не все ему на свете — еда».

Когда мы добрались до деревни, уже совсем стемнело, но Застенчивый, как видно, знал, куда идти. Он потянул меня за веревку, и мы пошли по дороге. Других прохожих там не было. Мы шли и шли, и все вокруг было таким новым для меня, что я совсем забыл про усталость. Я прямо чувствовал, как у меня с каждым шагом расширяется кругозор.

Мы то и дело проходили мимо какого-нибудь большого дома, с виду пустого, только я знал, что там внутри сидит сторож — такой, как Фредов отец. Все эти большие дома принадлежат очень богатым людям, но те живут в них только летом, а на остальное время нанимают сторожей, а сторожа заводят собак, чтобы отпугивать грабителей. Уж не для того ли и меня привезли в деревню?

Я спросил:

— Ты будешь работать сторожем?

— Закрой пасть! — ответил Застенчивый.

И я закрыл.

Мы еще долго шли и наконец пришли к маленькому дому. Оттуда вышел человек. Застенчивый его, наверное, знал, потому что называл Биллом. Удивительное дело — Билла мой человек совсем не стеснялся. Они разговаривали по-приятельски.

Билл посмотрел на меня и спросил:

— Это он?

Мой человек ответил:

— Купил его сегодня.

Билл сказал:

— Вполне себе страшилище. И свирепый на вид. Если кому требуется собака — самое оно. Только зачем тебе собака? По мне, так с ней хлопоты одни. Зачем трудиться-то? Почему не сделать, как я предлагал — разобраться с собакой, как обычно, и заходи себе спокойно, бери, чего хочешь. Что мешает?

— Я тебе скажу, что мешает. Во-первых, к собаке только днем и подберешься, на ночь ее запирают в доме. А если сделать все днем, так что? Или он к вечеру другую собаку добудет, или станет всю ночь караулить с ружьем. Это ж тебе не абы кто, а сторож. Ему за домом смотреть поручено, он и смотрит в оба глаза.

Я еще не слышал, чтобы Застенчивый произнес такую длинную речь. На Билла она произвела впечатление. Он сразу присмирел. Сказал:

— А мне и в голову не пришло. Давай тогда начнем дрессировать нашего пустобреха.

Матушка часто говорила, глядя, как я рвусь посмотреть мир и узнать жизнь получше: «Смотри, сам не рад будешь. Жизнь преподносит не одни только кости с требухой». Я понял, как она была права, когда мы поселились в коттедже с Биллом и Застенчивым.

Вся беда была в его стеснительности. Он как будто нарочно старался стать как можно незаметнее.

Началось это в первую же ночь в деревне. Я заснул на кухне — ужасно вымотался после всех волнений и долгой прогулки. Вдруг что-то меня разбудило. Кто-то скребся в окно.

Я вас спрашиваю, уважаемые собаки, что бы вы сделали на моем месте? Когда я еще только-только научился понимать, что мне говорят, матушка без конца твердила мне азбуку собачьего воспитания: «Если кто-то лезет в дом, надо лаять. Может, лезут по делу, а может, и нет. Лай погромче, а потом уже спрашивай, что да как. Собаки существуют для того, чтобы их было слышно».

Я задрал голову и заорал во все горло. Голос у меня хороший, грудной — это потому, что в роду были гончие. Еще в пивной, в полнолуние люди высовывались из окон по всей улице и говорили разные вещи насчет моего голоса. Ну вот, я набрал побольше воздуху и давай вопить.

Я кричал:

— Человек! Билл! Человек! Скорей, сюда! К нам лезут воры!

Тут кто-то зажег свет — оказалось, это как раз и был мой человек. Он вошел в кухню через окно.

Он взял палку и отколотил меня. Я ничего не мог понять. Что я сделал плохого? Но он — главный, тут уж ничего не попишешь.

Представьте себе, то же самое повторялось каждую ночь. Каждую! Иногда по два и по три раза, до самого утра. Каждый раз я надрывался от лая, а человек включал свет и колотил меня. Загадка… Я же точно помню, что говорила матушка — еще бы не запомнить, она уж так часто это повторяла: «Лай! Лай! Лай!» На этом строилась вся ее педагогическая система. И вот теперь я делаю так, как она учила, а меня за это бьют.

Я думал и думал, пока голова не заболела, и наконец-то я додумался. Я понял, что матушке не хватало широты взглядов. Конечно, когда живешь у хозяина пивной — человека, в котором нет ни капли застенчивости, — можешь лаять, сколько душе угодно, это будет хорошо и правильно. А у меня совсем другой случай: мой человек — просто комок нервов. Он вздрагивает, когда к нему обращаются. Значит, я должен забыть все, чему учила меня матушка, и приноровиться к потребностям человека, который меня купил. Я попробовал матушкин способ и получил одни колотушки, теперь буду своей головой соображать.

И вот на следующую ночь, когда заскрипело окно, я остался лежать без звука, хоть это и было противно моей собачьей природе. Я даже не зарычал. Кто-то ходил по темной кухне, не зажигая света. Я-то чуял, что это мой человек, и все равно промолчал, даже ни о чем не спросил. Вскоре человек включил свет, подошел и погладил меня — а раньше никогда этого не делал.

Он сказал:

— Хорошая собака! На, вот тебе.

И он позволил мне вылизать кастрюльку с остатками жаркого.

Дальше дело пошло на лад. Когда я слышал, что кто-то скребется у окна, я продолжал себе лежать, свернувшись калачиком, как будто ничего не замечаю, и каждый раз получал косточку или еще что-нибудь вкусненькое. Это совсем не трудно, когда ухватишь основной принцип.

Примерно через неделю человек однажды утром взял меня на прогулку, мы долго шли, вошли в ворота и дальше по очень ровной и гладкой дороге пришли к большущему дому, который стоял посреди огромного луга, а вокруг были поля и разные деревья, а дальше большой лес.

Человек позвонил в звонок, дверь открылась, и из дома вышел какой-то старик.

— Ну? — спросил он довольно неприветливо.