Новая Магдалина - Уилки Коллинз Страница 15

Она вынула носовой платок и отерла бесполезные слезы, навернувшиеся на глазах ее, и старалась обратить свои мысли на другое. Что сказала леди Джэнет, входя в библиотеку? Она сказала, что вернется поговорить об Орасе. Мерси угадала, о чем она хочет говорить. Она знала очень хорошо, чего Орас хочет от нее. Как она справится с этим непредвиденным обстоятельством? Ради Бога, что должна она делать? Может ли она допустить человека, который любит ее, человека, которого она любила, вступить очертя голову в брак с такою женщиной, какой она была? Нет! Она была обязана предупредить его. Как? Могла ли она разбить его сердце, могла ли она испортить его жизнь, сказав жестокие слова, которые могли разлучить их навсегда?

— Я не могу сказать ему! Я не хочу сказать ему! — закричала она горячо, — Бесславие убьет меня!

Ее обычная сдержанность изменила, когда эти слова сорвались с ее губ. Беззаботное пренебрежение своими лучшими чувствами — этот самый печальный из всех видов, которыми может выразиться женское горе, — наполнило ее сердце своей ядовитой горечью. Она опять села на диван со сверкающими глазами и со щеками, залитыми гневным румянцем.

«Я не хуже всякой другой женщины, — думала она, — а другая женщина вышла бы за него из-за денег».

Через минуту жалкая недостаточность ее извинения в том, что она обманывала его, сама обнаружила свою фальшивость. Она закрыла лицо руками и нашла прибежище там, где часто находила его прежде в беспомощной безропотности отчаяния.

"О, зачем я не умерла прежде, чем вошла в этот дом? О! Зачем я не могу умереть и положить всему конец сию минуту! "

Таким образом уже раз сто кончалась ее борьба с собою. Так она кончилась и теперь.

Дверь, ведущая в биллиардную, тихо отворилась. Орас Голмкрофт ждал результата заступничества за него леди Джэнет, он пока не мог ждать большего.

Орас осторожно заглянул, готовясь уйти неприметно, если они обе еще разговаривают. Отсутствие леди Джэнет показало, что разговор окончился. Не ждала ли его невеста, чтобы поговорить с ним, когда он вернется в комнату? Он сделал несколько шагов. Она не пошевелилась, она сидела, не обращая на него внимания, погруженная в свои мысли. К нему ли относились эти мысли? Он подошел несколько ближе и позвал ее:

— Грэс!

Она вскочила со слабым криком.

— Зачем вы испугали меня? — сказала она раздраженно, опять опускаясь на диван. — Всякий неожиданный испуг заставляет мое сердце забиться с такой силой, что я задыхаюсь.

Орас попросил прощения со смирением жениха. Нервы ее находились в таком напряжении, что ее нельзя было смягчить. Она молча отвернулась. Ничего не зная о внезапном приступе сильного нравственного страдания, которому она только что подверглась, Орас сел возле нее и тихо спросил, не видела ли она леди Джэнет. Она дала утвердительный ответ с безрассудным раздражением в тоне и в обращении, которое могло бы служить предостережением для человека старше и опытнее, о том, что надо дать ей время успокоиться, прежде чем опять заговорить с нею. Орас был молод и измучен неизвестностью, которую он терпел в другой комнате. Он небрагоразумно пристал к ней с новым вопросом.

— Говорила вам леди Джэнет что-нибудь…

Мерси сердито повернулась к нему, прежде чем он успел закончить фразу.

— Вы пытались заставить ее поторопить меня обвенчаться с вами, — вспылила она. — Я вижу это по вашему лицу!

Как ни ясно было предостережение на этот раз, Орас все же не сумел перетолковать его надлежащим образом.

— Не сердитесь! — сказал он добродушно, — разве просить леди Джэнет ходатайствовать обо мне такая непростительная вина? Я старался напрасно убедить вас. Моя мать и мои сестры ходатайствовали за меня, а вы оставались глухи…

Она не могла дольше вытерпеть. Она топнула ногой с истерической горячностью.

— Мне надоело слышать о вашей матери и о ваших сестрах! — запальчиво воскликнула она. — Вы только о них и говорите.

Оставалось возможным сделать еще одну ошибку, и Орас сделал ее. Он обиделся и встал с дивана. Его мать и сестры были авторитетами в его мнении. Они, каждая по-своему, представляли его идеал совершенных женщин. Он ушел на противоположный конец комнаты и сделал самый строгий упрек, какой только мог прийти ему в голову в эту минуту.

— Хорошо было бы, Грэс, если бы вы последовали примеру, который вам подают моя мать и мои сестры, — сказал он. — Они не имеют привычки говорить жестокие вещи тем, кто любит их.

По всему видно, упрек не произвел ни малейшего действия. Мерси осталась так же равнодушна к нему, как будто не слышала его. В ней было чувство — чувство жалкое, вынесенное ею из своего горького жизненного опыта, которое возмущалось против привычки Ораса расхваливать своих родных.

"Мне противно, — думала она, — слышать о добродетелях женщин, никогда не подвергавшихся искушению! Где же заслуга жить порядочно, когда ваша жизнь состоит только из благополучия и наслаждения? Разве его мать умирала с голода? Разве его сестры были брошены на улице? "

Сердце ее ожесточалось, она почти мирилась с тем, что она обманывала его, когда он выставлял своих родственниц за образец. Неужели он никогда не поймет, что женщины терпеть не могут, когда других женщин ставят им в пример? Она оглянулась на него с чувством нетерпеливого удивления. Он сидел за столом, повернувшись к ней спиной и положив голову на руку — Если бы он вздумал подойти к ней, она оттолкнула бы его, если бы он заговорил с ней, она ответила бы ему резко… Он сидел поодаль от нее, не произнося ни слова. Молчание мужчины — самый страшный протест против любящей его женщины. Запальчивость она перенести может. На слова она всегда ответит такими же словами. Молчание побеждает ее.

После минутной нерешительности Мерси встала с дивана и покорно подошла к столу. Она оскорбила его, она одна была виновата. Как он мог знать, бедняжка, что невольно оскорбил ее? Шаг за шагом она придвигалась все ближе. Он не оглядывался, он не шевелился. Она робко положила руку на плечо его.

— Простите меня, Орас, — шепнула она на ухо ему, — мне нездоровится сегодня, я сама не своя. Я совсем не думала того, что говорила. Пожалуйста, простите меня.

Нельзя было устоять против ласковой нежности в голосе и обращении, которая сопровождала эти слова. Он поднял глаза, он взял ее за руку. Она наклонилась к нему и коснулась губами его лба.

— Прощена я? — спросила она.

— О, моя дорогая, — сказал он, — если, бы вы знали, как я вас люблю.

— Знаю, — покорно ответила она, обвивая его волосы вокруг своего пальца и приглаживая их на лбу, на том месте, где ее рука растрепала их.

Они оба так были заняты друг другом, что не услышали, как отворилась дверь библиотеки на другом конце комнаты.

Леди Джэнет написала необходимый ответ племяннику и вернулась, верная своему обещанию, ходатайствовать за Ораса. Первое, что бросилось ей в глаза, был ее клиент, ходатайствовавший с очевидным успехом за самого себя!