Падшая женщина - Эмма Донохью Страница 14

— Но я не знаю, как это делать.

— Да что там делать? — Куколка решительно стряхнула с оранжевого платья пыль.

— Слова… что мне сказать, — запинаясь, проговорила Мэри.

— Одежда скажет все за тебя, разве нет? — бодро сказала Куколка. Она провела рукой по украшенному лентами корсажу сверху вниз, где он сужался почти немыслимым образом.

Мэри взглянула на себя в осколок зеркала и покраснела. Ее груди, маленькие и твердые, почти вываливались из корсажа, вздымаясь над ним двумя фарфорово-белыми полушариями. Яркие шелковые рюши пенились у шеи и плеч. Руки выглядывали из грязноватых голубых кружевных оборок. Она выглядела полуодетой. Она выглядела как шлюха, которой собиралась быть сегодня вечером.

— Эти линии ведут их взгляд прямо туда, куда нужно. — Куколка очертила пальцем треугольный выступ корсажа. — А эти округлые складки должны наводить на мысли о сиськах и задницах. Мы подбираем подол — вот так, смотри — и закрепляем его у талии. И это верный знак того, что ты на работе, — на случай, если они и без этого не догадались.

— Лицо не то, — мрачно заметила Мэри. — Я похожа на девочку.

— Но джентльмены и любят совсем молоденьких, разве непонятно? Чем моложе, тем лучше. И у тебя есть свои достоинства. Глаза — красивые и темные. И волосы — можно не надевать парик, только взбить их повыше. Черные волосы теперь очень la mode [3]. И горбинка у тебя на носу совсем крошечная — у меня такая вообще от природы. А еще мужчины любят, когда у девушки пухлые губы… они напоминают им о других! — Куколка непристойно расхохоталась.

Мэри слабо усмехнулась в ответ.

— Так. Теперь все, что тебе нужно, — это немного пудры. — Куколка достала небольшую коробочку и пуховку и принялась обрабатывать ее лицо. — И чуть-чуть красной ленты.

— Красной ленты?

Куколка вздохнула — как всегда, как будто в изнеможении, но на самом деле в восторге оттого, что она может раскрыть Мэри еще один житейский секрет.

— Это быстрее, чем кармин, к тому же куда дешевле.

Она вытянула из прически алую ленту, пожевала кончик, а потом с силой потерла им губы Мэри, словно наводя блеск на чайник. Затем настала очередь щек, и они тоже зацвели и порозовели. Настоящее волшебство.

Глядя в зеркало, Мэри наблюдала, как ее лицо превращается в маску. Это была уже не она; это была яркая, дерзкая кукла, и эта кукла не боялась ничего. Она попыталась улыбнуться.

Куколка ухмыльнулась и показала ей язык. Он был пронзительно-красным от ленты, точь-в-точь как у дьявола на картинках.

Мэри расхохоталась. Она схватывала все на лету, как часто повторяла Куколка. Кажется, она уже начала усваивать особый язык этих девушек, бесстыжие, насмешливые, ядовитые словечки, каких она никогда не слышала в школе или в тесных, душных комнатках подвала на Черинг-Кросс-Роуд.

Мэри стояла на перекрестке Севен-Дайлз, выставив вперед бедро, как показывала ей Куколка, и пыталась изобразить на лице такую же кривоватую улыбку, как у нее. Пудра покрывала лицо, словно доспехи, но Мэри чувствовала, как дрожат колени под нижними юбками, выглядывавшими из-под ярко-оранжевого платья. Под колоколом фижм гулял ледяной ветер. Чтобы скрыть выпирающий живот, Мэри прижимала к нему меховую муфту. Куколка хотела было присоединиться к ней, но заснула мертвым сном на матрасе, выпив полбутылки джина.

Сама Мэри тоже сделала пару глотков, и теперь джин плескался у нее в желудке. Он немного согревал, но в то же время от него слегка подташнивало. Мэри припомнила, что говорила Куколка: будешь робеть — далеко не уедешь. Нужно научиться воспринимать каждого проходящего мимо мужчину в панталонах как клиента, подумала она и отметила, как развязно ведут себя другие «мисс». Они приставали к незнакомцам, клали руку мужчинам на бедро.

— Чего желаете, джентльмены?! — выкрикнула женщина в фетровой шляпке.

— Нужна подружка? — подхватила другая, пристраиваясь под ручку к солдату.

Тот, однако, стряхнул ее и отправился дальше.

— Шиллинг за райское блаженство, — пообещала девушка в каштановом парике.

Мэри вспомнила, что ее завут Элис Гиббс. Ходили слухи, что она позволяет мужчинам делать это в рот. Мэри передернуло от отвращения, и она поспешила отвернуться.

В конце улицы показался мужчина в красивых бархатных панталонах, и Мэри прочистила горло.

— Четырнадцать, чистая, — пролепетала она.

Мужчина бросил на нее острый взгляд, но прошествовал мимо и скрылся за углом.

Этим словам ее научила Куколка. Так нужно представляться, сказала она. И только половина из этого была неправдой. Четырнадцать, чистая. Это почти стихи, подумала Мэри. Как там говорилось в стишках, что она учила в школе?

В душе чистота,

Когда платье опрятное.

— Что-то торговля сегодня идет не очень, верно?! — крикнула девушка с очень светлой кожей, в платье-контуш с серебряной каймой. — Я тебя раньше видела?

— Нет, — нервно ответила Мэри.

Она сказала девушке, как ее зовут, и только потом подумала, что упустила самый подходящий момент, чтобы переменить имя.

Ее товарку звали Нэн Пуллен. Днем та была горничной у одной дамы на Паддл-Док-Хилл — она с гордостью сообщила об этом Мэри, но как только хозяйка засыпала, Нэн вытаскивала из ее дубового шкафа платье покрасивее и отправлялась утюжить улицы. Дорогая одежда служила хорошей приманкой для клиентов; Нэн редко простаивала без дела.

— Подстежка здорово помогает сохранить тепло, — со знанием дела заявила она и похлопала по своей толстой нижней юбке. К четырем утра Нэн всегда возвращалась домой, и ей даже удавалось немного соснуть. — Знаешь, а я коплю деньги.

— О, правда? — спросила Мэри.

— В один прекрасный день я открою свои меблированные комнаты, — похвасталась Нэн. — И не буду ни от кого зависеть.

Довольно скоро Нэн засобиралась восвояси. По ее словам, все хорошие клиенты были сегодня на Пьяцца Ковент-Гарден — так ей подсказывало предчувствие.

— Мой нюх меня никогда не обманывает, — сказала она и постучала кончиком пальца по носу. Нэн махнула рукой другим мисс и ушла. Подол ее красивого платья подметал уличную пыль.

Через некоторое время Мэри увидела еще одного мужчину. Он шел, засунув руки в карманы.

— Пусти меня к себе под плащ, милок, — гаркнула рыжеволосая женщина, прислонявшаяся к ставням. Она старалась держаться в тени, чтобы не было видно, сколько ей лет.

Куколка говорила, что это жена одного лакея-итальянца, которому расплющило руки, так что он не мог больше работать.

За этим мужчиной появился помощник нотариуса в нарукавниках, куда он сложил необходимые бумаги. Рыжая задрала юбки до самых подвязок.