Книга о Человеке - Кодзиро Сэридзава Страница 13

Записав мои разглагольствования, отец в тот же вечер составил текст клятвы и на следующее утро, за завтраком, показал его мне. Руководствуясь принципом «куй железо, пока горячо», он сразу же после завтрака отправился к невесте. В десять часов мой будущий тесть пожаловал с дочерью. Он, как само собой разумеющееся, зачитал мне и моим родителям текст клятвы по пунктам, сказал, что он и его дочь со всем согласны, в доказательство чего оба расписались и скрепили текст именными печатями…

Вот так мы и поженились.

Все это я вкратце рассказал своей младшей дочери, отвечая на ее вопрос, но, заметив недоверие на ее лице, пояснил:

— Припоминаю. Два письма, которые ты нашла в библиотеке, мы написали друг другу сразу после клятвы.

И добавил, смеясь:

— Вот так-то. Чего только в жизни не бывает!

Перед самым моим возвращением из Европы я неожиданно получил письмо от любовницы тестя, проживавшей в его доме в Гифу. Письмо, судя по всему, было написано под ее диктовку. Ей стало известно, что мой тесть завел себе новую содержанку — молодую девушку, живущую неподалеку от железнодорожной станции А., и, чтобы разведать, насколько это серьезно, она скрепя сердце переоделась и зашла в ее дом под предлогом, что ищет подходящую семью, в которой ее дочь, студентка столичного университета, могла бы месяцок отдохнуть. Та, судя по всему, изнывала от скуки, она провела гостью в гостиную, где они проболтали не меньше часа. За это время посетительница смогла хорошенько осмотреться и обнаружила в комнате кое-что из личных вещей моего тестя. По слухам, новая любовница, которой едва исполнилось восемнадцать, работала под именем Онобу служанкой в находящейся поблизости от его особняка гостинице с дурной репутацией. Пусть бы еще она была красавицей — какое там! Плюгавая девчонка с хитрой кошачьей мордочкой! Влюбиться в такую ну никак не возможно, не иначе как старика облапошили. Если срочно не вмешаться, девчонка причинит немало горя детям и всей семье. Она обращалась с этим к моему тестю, но он пропускал ее жалобы мимо ушей. Она обратилась к «главной госпоже», но и та не стала ее слушать. Тогда она вспомнила, что, когда я женился, мой тесть похвалялся, что дал клятву отказаться от развратных привычек. Она была уверена, что, если я возьмусь усовестить тестя, он расстанется с мерзавкой. «Вы единственный, — писала она, — кого он боится. Умоляю вас… и т. д.».

У меня не было желания влезать во все это, я просто вложил полученное письмо в конверт и, ничего от себя не добавляя, под своим именем направил на адрес тестя в Нагою. Не прошло и недели после того, как он прочел письмо, ему пришла телеграмма от моей жены, в которой она сообщала, что я болен туберкулезом. Позже я узнал, что тесть при этом впал в тоску и смятение и в ярости обвинял свою любовницу в том, что ее письмо, заставившее страдать мою чистую натуру, послужило причиной моей тяжелой болезни.

Через два с половиной года, когда я вернулся на родину, мой тесть перестал показываться в своем доме в Гифу, поселив девицу Онобу в особняке в Симмаико. Девица величала себя его супругой и заставляла называть себя так всех, кто к ним приходил, но, по слухам, никто из гостей к ней так не обращался. Эта злодейка после войны, когда тесть скончался, еще долгое время оккупировала особняк, изводя всех родных…

Вечером следующего дня, накануне отъезда дочери в Судан, явилась госпожа Родительница и обратилась ко мне со словами поддержки. Затем она спросила, нет ли у меня к ней каких-либо вопросов.

Я сказал, что никаких особых вопросов у меня нет, рассказав при этом о найденных письмах, которые бережно хранила жена, и о пачках купюр из ее фонда помощи нуждающимся. Было жаль, что я не знал об этом при ее жизни, а то бы непременно похвалил ее за прекрасные помыслы и постарался доставить ей побольше радостных минут. Но при ее жизни моя голова была забита работой, теперь же я чувствовал вину за то, что не раскрыл свое сердце навстречу ее сердцу, и хотел бы попросить у нее прощения.

На это госпожа Родительница сказала:

— Твое раскаяние мне по душе. Думаю, твоя жена рада твоим словам… Прекрасный она была человек! После войны, когда ты заявил, что будешь батраком, возделывающим пером свои рукописи, и трудился день и ночь, запершись в кабинете, твоя жена постаралась стать настоящей женой батрака… Так и пошло. За несколько лет батрацкой жизни из-за недоедания, из-за непосильного труда у тебя развилась мучительная астма. Все это время жена твоя усердно воссылала Богу молитвы: «Если муж сейчас свалится, дочерям придется плохо, поэтому я готова пожертвовать своей жизнью, лишь бы Ты помог мужу…» Бог рассудил, что, если свалится жена, придется плохо тебе, поэтому переложил на нее половину твоей болезни. Ты, наверно, не догадываешься, но благодаря тому, что жена молча сносила страдания, ты, тяжело болея, смог успешно справиться со своей работой… Тебе, вероятно, известно, как жила твоя теща. Страдая от развратного поведения мужа, она тем не менее не уставала заботиться о благополучии служащих фирмы и о семьях рабочих. Все видели в ней живое воплощение богини милосердия Каннон. Не заботясь о своей внешности, отказавшись от косметики, она носила простые платья и проявляла ко всем сердечное участие. И впрямь живое воплощение богини Каннон! И в том, что твой тесть в течение многих лет блестяще справлялся с должностью главы компании, прежде всего заслуга ее добродетели. И то, что твоя жена, став «женой батрака», смогла закалить свой характер, — заслуга ее добродетели… Через несколько лет после того, как вы построили этот дом, твоя жена обратилась к Богу со словами благодарности… «Боже, спасибо! Две старшие дочери вышли замуж, две младшие, как и мечтали, учатся музыке в Европе. Оставшись одна с мужем, я вновь смогла оценить, какой он замечательный человек. Спасибо!» Теперь она каждый день радостно благодарила Бога. Поистине твоя жена была чистейшей души человек. Эта чистота более всего угодна Богу. Ныне она служит подле Бога-Родителя и мне помогает, сопровождая меня. И в этот дом она частенько заходит и, увидев, что все счастливы, возрадовавшись, возносит благодарения Богу.

После этого госпожа Родительница, подозвав младшую дочь, сказала:

— Тебе, наверно, известно, какими были твоя мать и твоя бабка. Какими бы ни были их мужья, они усердно им служили, закаляя свой характер. Их добродетель будет драгоценна Богу до скончания времен… Благодаря им вы и по сей день живете счастливо… Кровь этих прекрасных женщин течет в тебе. Ты должна постоянно помнить об этом. Должна иметь в себе уверенность и чувство ответственности. Твой муж сейчас выполняет тяжелую миссию в бедствующем Судане. И тебе надлежит быть с ним всегда рядом, служить ему так, чтобы он смог преуспеть в возложенном на него деле. Я уже не раз говорила, и Бог и я охраняем тебя, так что можешь ни о чем не беспокоиться. Тебя тревожит, наверно, что ты расстаешься со своей дочерью, но ей уже пятнадцать лет, она остается в твоем родном доме, на попечении твоего отца и старшей сестры, так что не волнуйся… И завтра со спокойной душой, с улыбкой на лице отправляйся к мужу.

Госпожа Родительница не раз говорила мне, что она — не Мики Накаяма, что она Мать всего человеческого рода, Мать всего сущего, объемлющая всех людей материнской любовью, и, слушая ее напутствие моей дочери, я был растроган до слез силой ее материнской любви.