Благостный четверг - Джон Эрнст Стейнбек Страница 13

Док сделал кое-какую перестановку: теперь стол стоял у окна. Док строчил по желтой бумаге: «Изменение цвета, по-видимому, является не только следствием усиленного притока жидкостей к поверхности, но также следствием коробления тканей, которое вызывает преломление световых лучей, создавая тем самым впечатление цвета».

Где-то хлопнула дверь. Док бросил взгляд в окно: по тропинке от дверей Королевской ночлежки вразвалку шла Фауна.

Док снова склонился над столом, но тут на улице послышались шаги. Так, а теперь кто? Оказывается, это Могучая Ида идет к себе в кафе. Вот открылась двери лавки и показался Джозеф-Мария. Он перешел через дороту, поднялся на крыльцо Западной биологической и постучал.

– Войдите, – крикнул Док (в голосе звучало облегчение).

– Вот, решил заглянуть. А то у меня оркестр над головой репетирует. Свихнуться можно.

– Вообще-то я занят, – не очень уверенно сказал Док.

Джозеф-Мария осмотрел комнату.

– Зачем тебе змеи?

– Продавать.

Док выглянул в окно.

– Да кто их купит? – сказал Джозеф-Мария. – Что ты там увидел? –Он по-гусиному вытянул шею в сторону окна. – Так это же новенькая, та самая, из «Медвежьего стяга». Ох, Фауна с ней и наплачется!..

– С кем? – рассеянно спросил Док.

– Ты что, не слышишь?

– Мне надо работать… – вяло сказал Док.

– Знаешь, – неожиданно сказал Патрон, – а я все равно не верю!

– Ты о чем?

– Не верю, что в шахматах нельзя сжульничать.

– Нельзя! Извини, мне пора.

– Постой, куда спешишь?

– Отлив скоро…

Док брел берегом моря. Белые от пены волны лезли на песок, нет-нет да и обдавали ноги. Впереди катили кулички. Золотое солнце уходило все дальше в простор на запад; на ниточке горизонта непрочно замерла шхуна.

Слева белели круглые песчаные дюны, за ними вставали сосны – темные, словно хранившие днем частицу ночи.

«Итак, при стимуляция у них учащается пульс, точь-в-точь как у человека в момент эмоционального или физического напряжения. Возможно, выделяется адреналин. Но как это доказать? Теперь до самых весенних приливов не найти подопытных организмов…» – думал Док.

«Веришь ли ты сам во все это? Ты разучился смеяться над собой. Ты в плену у своего самомненья», – наговаривал средний голос.

«Одинок ты! Никому ничего не даешь, ни от кого не берешь… Никто не согреет твою душу! Нет у тебя дорогого человека!»-надсаживался где-то в самом нутре нижний голос.

Больше всего на свете Док хотел вернуться к старой жизни – так взрослые порой хотят вернуться в детство, забывая о том, что и детям бывает горько. Док присел на корточки и, согнув ладонь совком, вырыл ямку в сыром песке. Ямка быстро наполнялась водой, песчаные края таяли. Из-под пальцев пустился наутек песчаный крабик.

Сзади раздался голос:

– Чего ты ищешь?

– Ничего, – буркнул Док, не оборачиваясь.

– Тут нет моллюсков.

– Знаю, – бросил Док. Верхний голос запел: «Хочу быть один. Надоели разговоры, объяснения, споры. Не желаю слушать. Сейчас мне выдадут какую-нибудь доморощенную океанологическую теорию. Лучше не оборачиваться».

– В море столько металла! – сказал голос сзади. – Магнием из одной кубической мили можно было бы вымостить всю страну. – «Везет мне на чокнутых, – подумал Док. – Магнитом, что ли, их ко мне тянет?»

– Я ясновидец, – сказал голос сзади.

Не вставая, Док стремительно обернулся, в нем закипала злость:

– Очень приятно! Я тоже ясновидец. А двум ясновидцам в одном месте тесно! – сроду он еще не был так невежлив с незнакомым человеком.

Незнакомец был крупный бородатый мужчина с живыми и ясными глазами здорового смышленого ребенка. Одет в драный комбинезон и выцветшую голубую рубаху. Ноги босы. На голове соломенная шляпа с двумя порядочными дырами в полях – явно, прежним ее хозяином была лошадь какого-нибудь фермера.

Доку стало занятно.

– Я имею обыкновение приглашать захожих людей отобедать со мной, – сказал ясновидец. – Конечно, в этом я не оригинал. То же делал Гарун-аль-Рашид. Пойдемте…

Док поднялся с корточек, в подколеньях покалывало как иголочками. Рядом с маленьким Доком ясновидец высился подобно башне. Глаза у него и впрямь как у смышленого, жизнерадостного ребенка; зато лицо словно из гранита высечено – такие лица были у пророков и патриархов; так же, наверное, выглядели святые, думал Док. Из обтрепанных рукавов голубой рубахи торчали руки – узловатые, как виноградная лоза; ладони одеты коричневым панцирем мозолей, иссечены порезами ракушек. В левой руке ясновидец держал дряхлые кеды. Видя, что Док смотрит на них, он сказал:

– Я их надеваю, когда захожу в море, – ракушки очень острые, приходится защищать ногу.

– Гаруна, – сказал Док, невольно смягчаясь, – посещали джинны, а также духи земли, огня и воды. Вас тоже навещают джинны?– и тут же подумал: «Господи, ну зачем я ввязался в этот дурацкий разговор? Надо поскорее сматываться, пока еще можно».

Ясновидец посмотрел сверху вниз в лицо Доку.

– Я живу один, – сказал он просто. – Живу на вольном воздухе. Ночью лежишь: волны плещут, сучья сосновые над головой чудно так чернеют… Конечно, от всего этого – от звуков, от тишины, от разноцветья и одиночества – у меня бывают видения. Да и у кого бы их не было…