Мастер и Маргарита - Михаил Булгаков Страница 13

Берлиоз тотчас сообразил, что следует делать. Откинувшись наспинку скамьи, он за спиною профессора замигал Бездомному, – не противоречь,мол, ему, – но растерявшийся поэт этих сигналов не понял.

– Да, да, да, – возбужденно говорил Берлиоз, – впрочем, всеэто возможно! Даже очень возможно, и Понтий Пилат, и балкон, и тому подобное...А вы одни приехали или с супругой?

– Один, один, я всегда один, – горько ответил профессор.

– А где же ваши вещи, профессор? – вкрадчиво спрашивалБерлиоз, – в «Метрополе»? Вы где остановились?

– Я? Нигде, – ответил полоумный немец, тоскливо и дикоблуждая зеленым глазом по Патриаршим прудам.

– Как? А... где же вы будете жить?

– В вашей квартире, – вдруг развязно ответил сумасшедший иподмигнул.

– Я... я очень рад, – забормотал Берлиоз, – но, право, уменя вам будет неудобно... А в «Метрополе» чудесные номера, это первокласснаягостиница...

– А дьявола тоже нет? – вдруг весело осведомился больной уИвана Николаевича.

– И дьявола...

– Не противоречь! – одними губами шепнул Берлиоз,обрушиваясь за спину профессора и гримасничая.

– Нету никакого дьявола! – растерявшись от всей этой муры,вскричал Иван Николаевич не то, что нужно, – вот наказание! Перестаньте выпсиховать.

Тут безумный расхохотался так, что из липы над головамисидящих выпорхнул воробей.

– Ну, уж это положительно интересно, – трясясь от хохотапроговорил профессор, – что же это у вас, чего ни хватишься, ничего нет! – онперестал хохотать внезапно и, что вполне понятно при душевной болезни, послехохота впал в другую крайность – раздражился и крикнул сурово: – Так, сталобыть, так-таки и нету?

– Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь, профессор, –бормотал Берлиоз, опасаясь волновать больного, – вы посидите минуточку здесь с товарищемБездомным, а я только сбегаю на угол, звякну по телефону, а потом мы васпроводим, куда вы хотите. Ведь вы не знаете города...

План Берлиоза следует признать правильным: нужно былодобежать до ближайшего телефона-автомата и сообщить в бюро иностранцев о том,что вот, мол, приезжий из-за границы консультант сидит на Патриарших прудах всостоянии явно ненормальном. Так вот, необходимо принять меры, а то получаетсякакая-то неприятная чепуха.

– Позвонить? Ну что же, позвоните, – печально согласилсябольной и вдруг страстно попросил: – Но умоляю вас на прощанье, поверьте хоть вто, что дьявол существует! О большем я уж вас и не прошу. Имейте в виду, что наэто существует седьмое доказательство, и уж самое надежное! И вам оно сейчасбудет предъявлено.

– Хорошо, хорошо, – фальшиво-ласково говорил Берлиоз и,подмигнув расстроенному поэту, которому вовсе не улыбалась мысль караулитьсумасшедшего немца, устремился к тому выходу с Патриарших, что находится науглу Бронной и Ермолаевского переулка.

А профессор тотчас же как будто выздоровел и посветлел.

– Михаил Александрович! – крикнул он вдогонку Берлиозу.

Тот вздрогнул, обернулся, но успокоил себя мыслью, что егоимя и отчество известны профессору также из каких-нибудь газет. А профессорпрокричал, сложив руки рупором:

– Не прикажете ли, я велю сейчас дать телеграмму вашему дядев Киев?

И опять передернуло Берлиоза. Откуда же сумасшедший знает осуществовании Киевского дяди? Ведь об этом ни в каких газетах, уж наверно,ничего не сказано. Эге-ге, уж не прав ли Бездомный? А ну как документы этилиповые? Ах, до чего странный субъект. Звонить, звонить! Сейчас же звонить! Егобыстро разъяснят!

И, ничего не слушая более, Берлиоз побежал дальше.

Тут у самого выхода на Бронную со скамейки навстречуредактору поднялся в точности тот самый гражданин, что тогда при свете солнцавылепился из жирного зноя. Только сейчас он был уже не воздушный, аобыкновенный, плотский, и в начинающихся сумерках Берлиоз отчетливо разглядел,что усишки у него, как куриные перья, глазки маленькие, иронические иполупьяные, а брючки клетчатые, подтянутые настолько, что видны грязные белыеноски.

Михаил Александрович так и попятился, но утешил себя темсоображением, что это глупое совпадение и что вообще сейчас об этом некогдаразмышлять.

– Турникет ищете, гражданин? – треснувшим теноромосведомился клетчатый тип, – сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С васбы за указание на четверть литра... поправиться... бывшему регенту! –кривляясь, субъект наотмашь снял жокейский свой картузик.

Берлиоз не стал слушать попрошайку и ломаку регента,подбежал к турникету и взялся за него рукой. Повернув его, он уже собиралсяшагнуть на рельсы, как в лицо ему брызнул красный и белый свет: загорелась встеклянном ящике надпись «Берегись трамвая!».

Тотчас и подлетел этот трамвай, поворачивающий поновопроложенной линии с Ермолаевского на Бронную. Повернув и выйдя на прямую,он внезапно осветился изнутри электричеством, взвыл и наддал.

Осторожный Берлиоз, хоть и стоял безопасно, решил вернутьсяза рогатку, переложил руку на вертушке, сделал шаг назад. И тотчас рука егоскользнула и сорвалась, нога неудержимо, как по льду, поехала по булыжнику,откосом сходящему к рельсам, другую ногу подбросило, и Берлиоза выбросило нарельсы.

Стараясь за что-нибудь ухватиться, Берлиоз упал навзничь,несильно ударившись затылком о булыжник, и успел увидеть в высоте, но справаили слева – он уже не сообразил, – позлащенную луну. Он успел повернуться набок, бешеным движением в тот же миг подтянув ноги к животу, и, повернувшись,разглядел несущееся на него с неудержимой силой совершенно белое от ужаса лицоженщины-вагоновожатой и ее алую повязку. Берлиоз не вскрикнул, но вокруг негоотчаянными женскими голосами завизжала вся улица. Вожатая рванула электрическийтормоз, вагон сел носом в землю, после этого мгновенно подпрыгнул, и с грохотоми звоном из окон полетели стекла. Тут в мозгу Берлиоза кто-то отчаянно крикнул– «Неужели?..» Еще раз, и в последний раз, мелькнула луна, но уже разваливаясьна куски, и затем стало темно.

Трамвай накрыл Берлиоза, и под решетку Патриаршей аллеивыбросило на булыжный откос круглый темный предмет. Скатившись с этого откоса,он запрыгал по булыжникам Бронной.

Это была отрезанная голова Берлиоза.