Война и мир. Том 1-2 - Лев Толстой Страница 12

Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oтсвоего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел визвозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, темболее он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечерили на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что уАнатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество,после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселенийПьера.

«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумалон.

Но тотчас же он вспомнил данное князю Андреючестное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми,называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать этустоль знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же емупришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что ещепрежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него;наконец, он подумал, что все эти честные слова — такие условные вещи, неимеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, можетбыть, завтра же или он умрет или случится с ним что-нибудь такоенеобыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого родарассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили кПьеру. Он поехал к Курагину.

Подъехав к крыльцу большого дома уконно-гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенноекрыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было;валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор икрик.

Игра и ужин уже кончились, но гости еще неразъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остаткиужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитыестаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов ирев медведя.

Человек восемь молодых людей толпилисьозабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которогоодин таскал на цепи, пугая им другого.

— Держу за Стивенса сто! — кричал один.

— Смотри не поддерживать! — кричал другой.

— Я за Долохова! — кричал третий. — Разними,Курагин.

— Ну, бросьте Мишку, тут пари.

— Одним духом, иначе проиграно, — кричалчетвертый.

— Яков, давай бутылку, Яков! — кричал самхозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке,раскрытой на средине груди. — Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, —обратился он к Пьеру.

Другой голос невысокого человека, с яснымиголубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своимтрезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда — разойми пари!» Это былДолохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе сАнатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.

— Ничего не понимаю. В чем дело?

— Стойте, он не пьян. Дай бутылку, — сказалАнатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.

— Прежде всего пей.

Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобьяоглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к ихговору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари сангличанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьетбутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.

— Ну, пей же всю! — сказал Анатоль, подаваяпоследний стакан Пьеру, — а то не пущу!

— Нет, не хочу, — сказал Пьер, отталкиваяАнатоля, и подошел к окну.

Долохов держал за руку англичанина и ясно,отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю иПьеру.