Богатый мальчик - Фрэнсис Скотт Фицджеральд Страница 10

К двадцати девяти годам главной заботой Энсона стало его растущее одиночество. Теперь он был уверен, что никогда не женится. Число свадеб, на которых он был лучшим другом или шафером, уже нельзя было сосчитать, у него дома была специальная полка, забитая галстуками, напоминавшими о той или другой свадьбе, о романах, не продержавшихся и года, и о парах, навсегда исчезнувших из его жизни. Булавки для галстука, позолоченные карандаши, запонки – все эти подарки от поколения женихов прошли через его коробку с украшениями и навсегда пропали, и с каждой новой церемонией он был все менее и менее способен представить себя на месте жениха. Под его сердечным и доброжелательным отношениям ко всем этим свадьбам скрывалось отчаяние по поводу своей собственной.

И как только ему исполнилось тридцать, он впал в нешуточную депрессию от того, что браки, особенно из числа последних, разрушают его дружеские связи. У целых групп людей появилась приводящая в замешательство особенность растворяться и исчезать. Его собственные однокашники – а ведь именно им он уделял больше всего времени и сил – были самыми трудноуловимыми. Большинство из них с головой погрузились в домашний уклад, двое умерли, один теперь жил за границей, а еще один в Голливуде писал сценарии продолжения картин, на которые Энсон честно ходил.

Большинство из них, однако, только наездами бывали в городе, а их запутанная семейная жизнь вертелась вокруг загородных клубов, и именно с ними он наиболее остро чувствовал отчуждение.

На первых порах брака они все нуждались в нем, он давал советы об их прохудившихся финансах, разрешал их сомнения по поводу пригодности двухкомнатной квартиры с ванной для ребенка, он был для них огромным внешним миром. Но теперь их финансовые проблемы остались в прошлом, а с тревогой ожидаемый малыш вырос и стал частью семьи. Они всегда были рады повидаться со стариной Энсоном, но к его приходу они наряжались и старались произвести впечатление собственной значимостью, а свои проблемы предпочитали держать при себе. Он был им больше не нужен.

За пару недель до его тридцатого дня рождения последний из его старых и близких друзей женился. Энсон выступил в своей привычной роли лучшего друга, подарил свой обычный серебряный чайный сервиз и, как обычно, пожелал счастливого пути у парохода «Гомерик». Это был жаркий майский день, и по дороге с пирса он осознал, что все начинает закрываться и он свободен до утра понедельника.

– Так куда пойдем? – спросил он себя.

Конечно, в Йельский клуб, партия в бридж перед ужином, затем четыре-пять коктейлей в чьей-нибудь комнате и приятный, слегка размытый вечер. Он ощутил сожаление, что сегодня жених не составит ему компанию: они знали, как с толком провести такие ночки, знали, как привлечь женщин, и как от них избавиться, и сколько именно внимания заслуживает каждая из девушек в порыве их гедонизма. Вечеринка легко видоизменялась – ты брал определенных девушек в определенные места и просто тратил деньги, чтобы поразить их, ты выпивал, но немного, однако чуть больше, чем следовало, и в определенное время ты вставал и заявлял, что тебе пора домой. И таким образом ты избегал друзей из колледжа, нахлебников, возможных помолвок, драк, сантиментов и неблагоразумных поступков. И только так это и работало. Все остальное было неразумной тратой времени.

Наутро не приходилось ни о чем страшно сожалеть, ты не давал никаких обещаний, но если ты немного дал себе волю и твое сердце вышло из-под контроля, ты всего лишь садился в машину и уезжал без предупреждения на несколько дней и спокойно ждал, пока усиливающаяся скука не приведет к еще одной вечеринке.

В вестибюле Йельского клуба было пустынно. В баре три недавних выпускника мельком и без интереса взглянули на него.

– Привет, Оскар, – поздоровался он с барменом. – Мистер Кейхилл не заглядывал сегодня?

– Мистер Кейхилл уехал в Нью-Хейвен.

– Вот как? А что такое?

– Уехал посмотреть игру. Многие молодые люди уехали.

Энсон еще раз осмотрелся, поразмышлял минуту, затем вышел и направился в сторону Пятой авеню. Через широкие окна одного из клубов, в котором он состоял – и в котором был едва ли раз за последние пять лет, – седой мужчина с водянистыми глазами уставился на него. Энсон быстро отвернулся, обреченность и надменное одиночество этого человека нагнали на него тоску. Он остановился и, повернув обратно, пошел по 47-й улице по направлению к квартире Тика Уордена. Тик и его жена когда-то были его самыми близкими друзьями, и в этот дом он наведывался во времена романа с Долли Каргер. Но Тик имел склонность к выпивке, а его жена во всеуслышание объявила, что Энсон оказывает на него плохое влияние. Это замечание дошло до Энсона в преувеличенной форме, и когда они со всем разобрались, магия близости уже была нарушена и никогда так и не восстановилась.

– Мистер Уорден дома? – спросил он.

– Они уехали за город.

Эта новость внезапно подкосила его. Они уехали за город, а он ничего об этом не знал. Два года назад он знал бы точный день и час отъезда, и пришел бы выпить по стаканчику на дорожку, и уже планировал бы свой первый визит к ним. А сейчас они уехали, не сказав ни слова.

Энсон посмотрел на часы и решил провести этот уик-энд со своей семьей, но единственный поезд был местный, что обещало три часа тряски в жуткой жаре. И завтра нужно будет сидеть за городом, и в воскресенье тоже, а у него не было никакого настроения играть в бридж с вежливыми выпускниками, а после ужина танцевать в сельском клубе, имитируя веселье, которое так хорошо удавалось его отцу.

– Ну уж нет, – сказал он самому себе. – Нет.

Он был видным, производящим впечатление молодым человеком, сейчас уже довольно крепкого сложения, но ни в чем другом не проявлявшим следов разгульной жизни. Он мог быть опорой чего-нибудь – но это не касалось общественных ценностей, иногда как раз напротив – опорой закона или церкви. Он постоял некоторое время без движения в переулке перед жилым домом на 47-й улице, почти впервые в жизни ему было нечем заняться.

Затем он быстро пошел в сторону Пятой авеню, как будто внезапно вспомнил о назначенной встрече. Необходимость подобного притворства немного роднит нас с собаками, и я думаю, что Энсон в тот день был похож на породистого пса, перед которым закрыли знакомую дверь. Он собирался повидаться с Ником, некогда модным барменом, которого зазывали на все частные вечеринки, а теперь разливающим охлажденное безалкогольное шампанское в подземных лабиринтах гостиницы «Плаза».

– Ник, – спросил он, – что произошло вокруг?

– Все умерло, – ответил Ник.

– Сделай мне «Виски Сауэр». – Энсон протянул бутылку через прилавок. – Ник, девушки стали другие; у меня была маленькая подружка в Бруклине, и на прошлой неделе она вышла замуж, даже не сказав мне.

– Это точно? Ха-ха-ха, – дипломатично ответил Ник. – Подшутила над вами, значит.

– Точно, – сказал Энсон. – А мы неплохо провели время вместе буквально накануне.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Ник. – Ха-ха-ха.