Властитель душ - Ирен Немировски Страница 10

И стал себя уговаривать: «Это неправда. Такого не может быть. Что за глупые страхи! Нелепость! С таким же успехом можно вообразить, будто на меня валятся стены и потолок исчез».

Вардес через силу подошел к зеркалу. Что он увидит? А вдруг чудовищные бельма, из которых, будто слезы, капает кровь? Глупости! С глазами все в порядке. Вон они испуганно таращатся с той стороны стекла; просто покраснели от бессонницы и густого табачного дыма в казино.

Тут ему пришло в голову, что табачный дым не только разъедает глаза, но к тому же отравляет легкие. У него развилась одышка. Ведь раньше никто не мог победить его в беге, а теперь он задохнулся, поднимаясь по лестнице! Он губит себя! Прожигает жизнь! Забыл о своем больном сердце. Через какие-нибудь полгода он свалится и… Дальше воображение не шло — вставало на дыбы, как перепуганная лошадь. Ничего на свете он так не боялся: смерть — дверь, за которой непереносимый безграничный безымянный ужас, и перед ним голый дрожащий человек бессилен и от отчаяния способен на любую бессмысленную жестокость, безумие, даже убийство, лишь бы хоть как-то защититься… Вардес бросился к окну, рывком раздернул шторы, распахнул ставни. Снаружи белый день. Спасительное солнце. Прочь, непроглядная тьма, тишина, ночные кошмары! При дневном свете мир полон красоты и радости; ветер с моря навевал умиротворение; страх рассеялся, все худшее позади, сейчас он закроет ставни, опустит шторы и спокойно уснет.

Он пошел в спальню, лег — нет, бесов ему не одолеть! Они вселились в него. Бессонница на их стороне. Они потешались над ним. Перебрасывали его друг другу, будто мячик. Опять тревога, тоска, возбуждение, страх, исступленная ярость. Он отдан на волю волн, беспомощный, потерянный, одинокий. В детстве он просыпался ночью, лежал в темноте, и мало-помалу его настигал такой ужас, что только крик, безумный раздирающий крик мог ему помочь. И он кричал, хотя знал, что придет отец и побьет его.

Ему снова хотелось пить, но бутылка была пуста. Он взял из ведерка со льдом другую. Пробка полетела в потолок. Шум разбудил девицу, она о чем-то спросила. Он не ответил. Она зевнула и потянулась с довольной улыбкой. Наслаждается сном, блаженствует — Вардес чуть не плакал от зависти. Молча лег рядом с ней. Господи, хоть на одно мгновение бы расслабиться, успокоиться, забыться! Усмирить хищного зверя, что уже зашевелился внутри. Безумная дикая злоба овладевала им и рвалась наружу.

Девица повернулась к нему спиной и опять задремала. Она дышала часто, прерывисто, со стоном и хрипами, видно, еще не выздоровела после бронхита. Обостренный бессонницей слух Вардеса улавливал каждый вдох. Хриплое дыхание девицы его раздражало, он прислушивался к нему со злорадством и ненавистью: «Проклятая шлюха!»

В конце концов он сбросил ее на пол. Она завопила спросонья:

— Ты в своем уме, голубчик? Что на тебя нашло?

— Вон!

— Как это? Что я такого сказала? Со мной нельзя как с собакой! Вон! Это мне-то? Что я такого сделала? Я не воровка какая-нибудь! Постой! Это ты мне не заплатил!

Она поспешно натягивала короткую нижнюю рубашку из розового шелка, расшитую черными бабочками. На ее спине и плечах Вардес разглядел следы от кровососных банок. Он злобно расхохотался, шагнул к ней. Его лицо исказилось от ярости, и девица невольно заслонилась локтем — так защищаются от оплеух маленькие дети. Ее испуг привел Вардеса в восторг, ему стало легче дышать.

— Поторапливайся, стерва!

Он забавлялся травлей. Подгонял, бросал ей под ноги одежду. Гнусная тупая неповоротливая девка! Его мутило от омерзения. И такая вот спала в его постели!

«Больше ни одна сука не посмеет здесь спать!» — решил он.

Хотя прекрасно знал, что не сможет лежать в темноте один, — слишком страшно.

Он с презрением бросил ей деньги. Она подобрала. Вардес молчал и смотрел на нее с издевкой.

Она не выдержала и принялась его ругать. Тут он схватил пустую бутылку и разбил о голову девицы.

Потом упал в обморок, притворный или настоящий, — он сам не мог понять. Вардес то проваливался, то все слышал и видел. Девица кричала. В номер вбежал директор гостиницы, а вслед за ним какой-то невзрачный человечек — это был Дарио, которого позвали по совету Ангела Мартинелли. Вардес понимал, что его перевязывают, но в ушах звучал колокольный звон. В глазах потемнело. Больше он ничего не осознавал, только чувствовал внутри глухие равномерные удары, в недоумении прислушивался к ним и, наконец, догадался, что это бьется его собственное изношенное сердце.

Вардес пришел в себя. Кроме Дарио, в номере никого не было.

«Кто додумался позвать этого жалкого нищего, небритого никому не известного врачишку, презренного метека, который и по-французски-то говорит с трудом?»

Он грубо оттолкнул Дарио:

— Все, теперь мне лучше. В дальнейших услугах не нуждаюсь. Идите себе, любезный!

Но Дарио спокойно спросил:

— Ведь у вас и раньше случались такие припадки, верно?

Он больше не казался Вардесу таким уж ничтожным и смешным. Вардес не ответил, только болезненно поморщился.

— Чтобы освободиться от страха, не жалко ударить и даже убить, так?

— Доктор, откуда вы…

Дарио подсел к больному, чтобы выслушать его и по возможности помочь, направить.

— Что мне делать, доктор?

Прямого вопроса Дарио испугался: какой он советчик богатейшему влиятельному человеку? Разве он светило медицины, домашний врач Вардеса? Его позвали оказать первую помощь раненой, а также продезинфицировать и перевязать глубокие порезы у мужчины, который голыми руками крушил стекло. Что, если своим вмешательством он заденет и оскорбит чей-нибудь общепризнанный авторитет?

— Вы никогда не обращались к специалисту по нервным заболеваниям? — осторожно начал он.

Вардес молчал. Дарио смущенно потупился.

— Та, что была с вами, сейчас вне опасности, — заверил он.

— Знаю. Я старался не попасть по глазам, не порезать ей горло и грудь.

— А что говорит ваш постоянный врач?

— Говорит: «Не играйте в карты. Не курите. Прежде всего покой, воздержание и самодисциплина». Этот дурень считает, что мне полезно жить в деревне и выращивать цветочки. Если бы я мог следовать их советам, я был бы другим человеком. И ни в каких советах не нуждался, — отвечал Вардес с раздражением.

— Конечно, мсье, жизнь должна быть полной, но не следует путать удовольствия с разгулом, который разрушает тело и калечит душу.

Вардес отвернулся со скукой. Он устал от подобных сентенций. У него на лице ясно читалось: «Все это тысячу раз пережевано, старо как мир и бессмысленно, да, главное, бессмысленно».

— Сколько с меня? — произнес он вслух.

Расплатился с Дарио, и тот ушел.