Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки - Сергей Семанов Страница 93

Ленина с русскими правителями сравнивать нельзя. Ни с великими князьями, ни с царями или императорами всероссийскими. Он настолько, если припомнить слова Лермонтова, «дерзко презирал земли чужой язык и нравы», да, так, ибо коренная историческая Россия ему всегда, с юности до кончины, была именно чужой. Он глубоко презирал се, не скрываясь, ибо был всегда человеком прямым и цельным, а Православие прямо-таки ненавидел до лютости (в равной, впрочем, степени, как Троцкий или Бухарин).

Зато со Сталиным все ясно и споров не вызывает. Он есть некоторое подобие Ивана IV Грозного или в еще большей степени Петра Великого. Как к ним ни относись, но деятели они были крупные, оставив в народной памяти значительный и, в общем, положительный след.

Царь Никита, истеричный и мятущийся, у кого добрые порой помыслы и даже положительные начинания перемежал с нелепейшими «преобразованиями», доходившими до пределов трагикомических, а порой и просто зловредных. Точь-в-точь как император Павел Петрович.

Леонид Ильич в целом удивительно точно напоминает за всю эпоху своего долгого правления императора Николая I, если только отбросить солдатскую суровость Николая Павловича, которая, впрочем, была сугубо внешней. Оба они, действительно, по-своему желали блага своему народу и искренне, по-отцовски относились к нему. Оба предпочитали умеренность и сдержанность, не любили крутых поворотов и решений, о преобразованиях чего-то там подумывали, комиссии разного рода учреждали, но… до конца дней каждого из них ни на какие реальные меры так и не решились. Оба создали истинный «застой» в политике, а после них с неизбежностью назревала эпоха реформ (уже без кавычек). В первом историческом случае надлежащие преобразования проводили русские деятели, православные патриоты, во втором… понятно кто. Вот почему результаты «реформ» в обоих случаях получились прямо противоположными. Но это уже не вина Николая или Брежнева.

О ничтожном Черненко даже не станем тут вспоминать.

Горбачева можно и должно сравнить с его точным историческим прототипом – Алексашкой Керенским. Это даже доказательств не требует. Но вот что любопытно и поучительно: один убежал из Зимнего дворца, переодевшись в женскую одежду, а второй вернулся из своей роскошной берлоги в Форосе, прикрывшись юбкой супруги и платьицем внучки. Оба остались в истории как жалкие ничтожества. И последнее в их общей судьбе: Керенского, прожившего полвека на чужбине, несколько раз «оскорбляли действием», а его истерических вызовов «к барьеру» презрительно не принимали. Горбачева тоже уж не раз били по морде. Он не то что о сатисфакции не заикнулся, но даже сдачи не пытался дать. Ну, ударят его еще не однажды…

Ну, а что же наш герой, как он в этом ряду смотрится? С кем на русском историческом поле можно уподобить Юрия Владимировича Андропова? Вопрос очень непрост, а ответ затруднителен.

Сперва о бесспорном. Да, он правил державой недолго, чуть более, нежели Черненко. Но их по этому сугубо внешнему сходству никак нельзя уподоблять! Любимец Брежнева «Костя» был ничтожный кремлевский царедворец, и только, тут и говорить не о чем. Ни до, ни во время своего правления он ничем, буквально ничем себя не проявил. Совсем обратное впечатление оставил в исторической памяти Андропов. Так что на внешние обстоятельства не станем тут ссылаться.

Первым вспоминается царь Алексей Михайлович Тишайший. Он даже некие осторожные преобразования начал. Аналог с Андроповым вроде бы напрашивается, но… Царь-то Украину воссоединил с исторической родиной, Амур при нем осваивали, а этот что? Нет, сравнение никак не соответствует масштабам содеянного.

Тогда, может быть, Александр Первый? Он тоже начал с осторожных попыток реформ, но ничего не довел до конца. Вроде сходство есть, но уж слишком поверхностное. Первый поэт России не зря сказал об этом императоре: «Он взял Париж, он основал Лицей». Император Юрий Владимирович ни Парижа не взял и никакого Лицея не основал, даже не помышлял о таких высоких материях. Нет, и тут сравнение никак не может быть построено убедительным образом.

С Александром Вторым, либеральным преобразователем, и Александром Третьим, принципиальным консерватором, Андропов никак не может быть сопоставлен именно по отсутствию у него принципиальной линии.

Значит… Значит, следует подобрать для Юрия Владимировича историческое подобие рангом пониже. И тут сразу нашелся точнейший образ, причем довольно знаменитый – Александр Христофорович Бенкендорф. Да-да, тот самый, из пушкинских времен, тоже много занимавшийся поэтами, хотя сам стихов, в отличие от Юрия Владимировича, не сочинял.

Сходство между обоими очень значительное, и оно прежде всего в главном направлении их деятельности – держать в полном повиновении подданных огромной империи, бдительно наблюдать за любыми проявлениями вольномыслия и не допускать даже в зародыше открытых народных возмущений. И наблюдали, и не допускали, и весьма успешно, и не один год эту свою важнейшую государственную обязанность выполняли. Оба были нерусского происхождения, хотя верой и правдой служили укреплению устоев Государства Российского, а каким уж оно было в их времена – другой вопрос, но не ими же ни Российская империя, ни Советский Союз созидались. Оба были замкнуты и немногословны, публичности чурались и всячески сторонились. Оба немало секретов оставили. Бенкендорф в 1816—1818 годах состоял в масонской ложе «Соединенных Друзей», но из нее вышел. Андропов был выдвиженцем Отто Куусинена, связанного, что вероятно, со шведским масонством, но никаких следов от этого до сих пор не выявлено.

Как они похожи, не правда ли!

Есть, разумеется, и отличия, они несущественны, но объективности ради скажем и о них. Бенкендорф участвовал в нескольких войнах, причем принимал непосредственное участие в боях. Ну, Андропов в годы Великой Отечественной в боевых действиях не замечен… Бенкендорф в январе 1926 года подал Николаю Первому, только что взошедшему на престол, после декабристского мятежа записку «Об устройстве внешней полиции». Именно он стал создателем и первым шефом знаменитого в нашей истории Корпуса жандармов. Что бы о нем ни судачили, но покой России его офицеры и солдаты оберегали почти сотню лет, а за это долгое время основные направления деятельности и само устройство Корпуса оставалось приблизительно такое же, как и при Александре Христофоровиче. Андропов принял Комитет государственной безопасности уже в сложившемся виде и ничего принципиально нового в его деятельность и устройство не внес.

Итак, различия в жизни и деятельности их обоих существуют, но сходство, безусловно, преобладает. Их уподобление в исторической панораме будем считать более или менее доказанными.

Что осталось в памяти народной от Бенкендорфа? Очень немного – разного рода анекдоты, сплетни да море разливанное всяческих пустых пересудов про его подлинные и в особенности мнимые отношения с Пушкиным. Прямо скажем, что без Александра Христофоровича тысячи так называемых «пушкинистов» остались бы без работы, а он, давно почивший, их уже вторую сотню лет питает. Как говорится, исполать им так и далее.

А Андропов? Кто его помнит, часто ли говорят о его планах или свершениях? Не много и не часто. Как нет у нас до сих пор обстоятельной истории Корпуса жандармов, так и не написана, даже в первом приближении, история ЧК—ГПУ—КГБ. Зато про Андропова до сих пор помнят и охотно рассказывают разного рода смешные анекдоты. Некоторые мы уже упомянули, вот, например, еще один. Генсека Андропова спрашивают: «Юрий Владимирович, пора начинать весенний сев, но будет ли оттепель? – Будет оттепель или нет, не знаю, а пока надо все равно сажать, сажать и сажать…». Смешно, хоть и мрачновато.