История шифровального дела в России - Татьяна Соболева Страница 92

Организация и деятельность криптографической службы России в первые годы Советской власти представляет значительный интерес для специалистов разных направлений как с точки зрения изучения становления специальной службы Советского государства на начальном этапе, так и с точки зрения обобщения исторического опыта в различных его аспектах. Именно к этому времени относится зарождение научных методов криптографического анализа, развитие радиотелеграфной шифрованной связи и радиошифрперехвата. В этот период началось критическое осмысление состояния безопасности отечественных линий связи и определение форм будущей шифровальной службы страны.

В 1921 г., когда Гражданская война была уже на исходе, особенно остро перед руководителями страны встали проблемы экономические и внутриполитические. Неотложная необходимость коренной реорганизации криптографической службы, обслуживающей интересы армии, остро проявилась и в других ведомствах, где таковая продолжала существовать в соответствии с традициями, сложившимися в царской России. Здесь прежде всего следует указать Наркомат иностранных дел. Его руководители в течение 1919—1920 гг. постоянно информировали Совнарком о неблагополучном положении в криптографической службе этого ведомства.

20 августа 1920 г. нарком иностранных дел Г. В. Чичерин писал в записке на имя В. И. Ленина: «…Иностранные правительства имеют более сложные шифры, чем употребляемые нами. Если ключ мы постоянно меняем, то сама система известна многим царским чиновникам и военным, в настоящее время находящимся в стане белогвардейцев за границей. Расшифрование наших шифровок я считаю поэтому вполне допустимым…» ^[236].

Чичерин был абсолютно прав. Нами, в частности, уже упоминался Феттерлейн — один из криптографов МИД России, ставший теперь одним из ведущих криптографов Англии.

Однако мнение Чичерина о том, что причина утечки шифрованной информации кроется в слабости используемых шифров, в том, что многие работники криптографической службы царской России оказались на Западе, разделяли не все. Часть советских руководителей искали причину в предательстве, действии в шифрорганах вражеских агентов (утечки данных по оперативным каналам). Вот письмо Л. Б. Красина В.И.Ленину от 10 сентября 1920 г.:

«Владимир Ильич!

Еще в мае в бытность в Копенгагене по некоторым признакам я начал подозревать, что с шифрованной перепиской через Наркоминдел не все обстоит благополучно. В Англии эти подозрения укрепились, и в последующий мой приезд в Москву я обращал внимание тов. Чичерина на необходимость коренной чистки в соответственном отделе… Наконец, сегодня мы почти официально извещены, что тайные наши депеши отнюдь не представляют тайны для Велпра. Дело не в провале шифра или ключа, а в том, что в Наркоминделе неблагополучие, так сказать, абсолютное, и лечить его надо радикально… По–моему, поправить дело можно только созданием при Наркоминделе шифровального отделения независимо от самого Комиссариата и персонально подобранного из людей либо по партии, либо лично известных в течение десятка — полутора лет… Кроме того, надо завести особый ключ с Оргбюро или Политбюро и особо важные депеши посылать этими ключами, совершенно эпатируя К[омиссариа]т в деле их расшифрования. Не думайте, что все это излишняя мнительность, нет, дело обстоит очень серьезно…» ^[237].

Ленин внимательно относился к таким сообщениям. Он несколько раз лично давал рекомендации по совершенствованию системы пользования шифрами, повышению шифрдисциплины, излагал свое мнение о принципах построения шифровальной службы. Например, в записке Г. В. Чичерину от 25 ноября 1920 г. он писал:

«Тов. Чичерин! Вопросу о более строгом контроле за шифрами (и внешнем и внутреннем) нельзя давать заснуть.

Обязательно черкните мне, когда все меры будут приняты. Необходима еще одна: с каждым важным послом (Красин, Литвинов, Шейнман, Йоффе и т.п.) установить особо строгий шифр только для личной расшифровки, т.е. здесь будет шифровать особо надежный товарищ, коммунист (может быть, лучше при ЦК), а там должен шифровать или расшифровывать лично посол (или «агент») сам, не имея права давать секретарям или шифровальщикам.

Это обязательно (для особо важных сообщений, 1—2 раза в месяц по 2—3 строки, не больше).

Ваш Ленин» ^[238].

Как мы уже отмечали, в декабре 1920 г. начальник захваченной радиостанции Врангеля И. М. Ямченко подтвердил еще раз, что советская сторона применяет шифры недостаточной стойкости. А еще в сентябре 1920 г. Политбюро рассмотрело «предложение т. Ленина принять меры к усложнению шифров и к более строгой охране шифрованных сообщений». Политбюро постановило поручить Л. Д. Троцкому, наркому по военным и морским делам, «организовать комиссию из представителей Наркомвоен, Наркоминдел, ЦК РКП и Наркомпочтеля» ^[239].

О последнем ведомстве следует сказать особо.

В функции Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, саботажем и преступлениями по должности входило проведение контроля за иностранной перепиской. Органы ВЧК организовали, по примеру соответствующих служб царской России, службу перлюстрации шифрованной корреспонденции аккредитованных в Москве представителей некоторых иностранных государств. Известно, что уже в начале 20–х гг. в Москве находились дипломатические и торговые посольства и миссии Германии, Англии, Турции, Италии, Финляндии, Польши, Ирана, Афганистана и прибалтийских государств. Кроме телеграмм, поступавших с телеграфа, часть шифрованной иностранной переписки и переписки белой гвардии по заданиям ВЧК и военных органов перехватывалась на Серпуховской приемной радиостанции Реввоенсовета и Шаболовской радиостанции Наркомпочтеля. Эти сообщения вместе с перехватом открытых сообщений иностранной прессы направлялись в так называемый отдел обработки материалов Особого отдела ВЧК. В отделе обработки материалов предпринимались попытки расшифровать перехватываемые радио, получаемые при обысках и арестах членов контрреволюционных организаций шифрованные документы. В отдельных случаях это удавалось сделать. Вот, например, одна из дешифрованных в сентябре 1920 г. телеграмм контрразведки генерала Врангеля:

«30. Военная. Таганрог. Начальнику контрразведки полковнику Бучинскому.

Доношу: по имеющимся у меня сведениям, на юге России скрываются известные большевистские деятели японцы Гедионака и Накамура. К розыску их меры приняты. 20 сентября, полковник Анжело».

Однако большинство поступавших в отдел шифр–документов оставалось не расшифрованными. Что касается дипломатической шифрованной переписки, то она совсем не читалась.