Тайны Русского каганата - Елена Галкина Страница 90

Остальные имена находят параллели в других индоевропейских (и не только) языках. Егри, Уто (вельможа, которого в Византии представлял Мутур), Кол, Гуды – это имена венедо-иллирийской группы, распространенные в Средние века на Балканах. Имена с основой фаст были популярны в VIII – X вв. у племени фризов, обитавшего на берегу Северного моря. Они же часто использовали имя Гримм. Имена Роальд, Шихберн, Куци, Моны имеют кельтскую основу ^[479].

В числе «русских» имен из договора Игоря выделены и чудские (финно-угорские, эстонские) антропонимы: Каницар, Искусеви, Апубксарь ^[480]. Эти имена употреблялись и в области Вик, уже упоминавшейся в связи с проблемой русов на Балтике. Есть основания считать финно-угорским и имя русского князя Игоря. Обычно это имя производится от скандинавского Ингвар, однако оказывается, что последнее было заимствовано скандинавами во время Великого переселения народов. Корень Инг в уральских языках обозначает «господин», «старший». Западноевропейские источники называют Игоря Ингером и никогда – Ингваром, хотя это имя им было хорошо знакомо. В Древнюю Русь имя Ингвар попало, судя по летописям, в конце XII в. и никогда не смешивалось с Игорем ^[481].

Многие другие имена из этого договора еще ждут своего объяснения. Но уже очевидно, что доминирующими в киевской элите первой половины X в. были три этнических компонента: салтовско-причерноморский, прибалтийский и дунайско-балканский. То есть потомки создателей Русского каганата уживались с совершенно другими народами. И даже не просто уживались. Все они составляли один «род русский». В договоре совершенно отсутствует разделение правящей верхушки по этническому принципу: «иранцы» перемешаны с «кельтами», «эстонцами», «иллирийцами». Сфандра доверяет представлять свои интересы перед греками Шихберну, княгиня Ольга – Искусеви, а Предслава – Каницару. По замечанию А. С. Королева, изучающего междукняжеские отношения на Руси Х в., «если бы знать договора сохраняла связь с теми местами, откуда она происходила, то имена в договоре располагались бы по этническим группам» ^[482]. То есть, судя по договору, в середине Х в. слова «род русский» носили уже не этническую, а социальную окраску. К этому важному выводу мы вернемся чуть ниже, а пока продолжим чтение договоров. Действительно ли терялась связь дружинников и купцов с родиной предков?

Принципиально значимо, что в византийских источниках X в. русы североиранских корней с «Боспора Киммерийского» (Керченского пролива), родственные салтовцам, отождествляются с Киевской Русью. На киевских русов переносится название «скифы», «тавроскифы». Осведомленные византийцы не могли просто путать постоянно разноэтничные племена, тем более Константинополь уже имел тесные торговые контакты и с тем, и с другим народом. Договоры же Олега и Игоря показывают, что русы черноморские и киевские не только сотрудничали, но и считали свои интересы едиными.

Еще в договоре Олега с Византией Русская земля упоминается как возможное место гибели греческих судов, что предполагает Причерноморье. Здесь же можно вспомнить и упоминание о «Корсунской стране» (то есть о крымских колониях Византии) в договоре Игоря с греками. Игорю вменяется в обязанность, с одной стороны, не покушаться на греков, а с другой – защищать их крымские поселения от внешней угрозы:

«И о Корсунской стране. Да не должен князь русский воевать в тех странах, во всех городах той земли, и та страна да не покоряется вам, и если попросит у нас воинов князь русский, чтобы воевать (обороняя корсунян), – дам ему, сколько ему будет нужно. И о том: если найдут русские корабль греческий, выкинутый где-нибудь на берег, да не причинят ему ущерба. Если же кто-то возьмет из него что-либо, или обратит кого-нибудь из него в рабство, то будет обвинен по закону русскому и греческому.

Если же застанут русские корсунцев за ловлей рыбы в устье Днепра, да не причинят им никакого зла. И да не имеют права русские зимовать в устье Днепра, в Белобережье и усвятого Елферья, а с наступлением осени пусть отправляются по домам в Русь. И об этих: если придут черные болгары и станут воевать в Корсунской стране, то повелеваем князю русскому, дабы не пускал их, иначе причинят зло и его стране» ^[483].

Судя по тексту, с одной стороны, некие русы должны отправляться из Византии «по домам» вверх по Днепру, после поражения в походе теряя право останавливаться в устье Днепра и на острове Св. Эферия (обычно отождествляется с островом Березань или западной частью Кинбургского полуострова, которая в те времена была островом). Это путь киевских русов, описанный Константином Багрянородным.

С другой стороны, какие-то русы могут не пустить черных болгар в крымские колонии Византии. Причем в отличие от устья Днепра, права русов на эту территорию даже после провального похода Игоря византийцы не оспаривают. Черные болгары обитали тогда в Прикубанье и Восточном Приазовье. Эти булгары давно, со времен распада Великой Булгарии, были вассалами Хазарии. Между ними и крымскими греками находился только Керченский полуостров. И здесь возникают поразительные параллели с данными Константина Багрянородного, также относящимися к Х в.:

«Когда властодержец Алании с хазарами не в мире, а предпочитает дружбу императора Армеев, то хазарам – если они не захотят также пребывать с императором в дружбе и мире – он может наделать весьма много зла, закрывая им путь и нападая на них внезапно, при проезде их в Саркел или в климаты или в Херсон…

И если только этот князь озаботится преградить им путь (ср. в договоре Игоря «дабы не пускал их». – Е.Г.),то глубокий мир водворится в Херсоне и в климатах…» ^[484]

Таким образом, владетель Алании у Константина и «князь русский» договоров – одно и то же лицо, правитель Причерноморской Руси, хозяин Боспора Киммерийского. Значит, права Руси на причерноморские территории признавались Византией, и права давние, «родовые», связанные с русами начала IX в.