Крестовые походы. Миф и реальность священной войны - Пьер Виймар Страница 9

Большинство современных исследований приписывают идею заключения соглашения с Алексеем Комнином папе Урбану II: западная военная поддержка компенсировала бы возвращение к единой Церкви. С этой точки зрения можно считать, что крестовый поход был задуман папой как военная экспедиция, в цели которой входило нанести удар по стратегически важной части мусульманского мира и помочь попавшему в трудное положение василевсу. Именно отсюда проистекает некая двойственность крестоносного движения. Что касается выбора Иерусалима, то лишь он один притягивал к себе христианский мир: завоевание этого города повредило бы исламу, поскольку Иерусалим и для этой религии был одним из святых городов.

Все эти политические мотивы будут скрыты за умелой пропагандой, основывающейся на excitatoria, документах, составленных постфактум. Их будут распространять после осады Антиохии, и особенно после успешного окончания похода. Чтобы добиться дополнительного притока войск, эти «листовки» будут ставить на первое место святость миссии крестоносцев; они будут обливать грязью турок и арабов с целью ускорить развитие священной войны, но помимо этого (именно в этом воплотятся все старания нормандской пропаганды) они заклеймят предательство Византии в отношении всего христианства в целом и крестового похода в частности, хотя, как они утверждали, последний и был начат по призыву василевса.

Краткий обзор политического положения на Западе подтвердит, что Святой Престол имел острую необходимость утвердить себя как высшую власть, авторитет и совесть христианского мира: долгая борьба с германскими императорами за инвеституру ^[6] уже несколько раз чуть было не привела его к полному краху, и это существенно отразилось на папской власти. Не являлся ли поход на Восток возможностью восстановить ее престиж и внушить почтение европейским правителям, напомнив им об императоре в Византии и взяв под свою эгиду лучших воинов западного рыцарства?

Похоже, что именно весной 1095 г. на соборе в Пьяченце Урбан II принял посольство от Алексея Комнина, описавшее ему печальное положение, в котором находилась Византийская империя. Кажется, для папы эта просьба о помощи была решающей. По окончании собора вся курия пересекла Альпы и направилась в Пюи. Там Урбан II долго совещался с епископом Адемаром Монтейским: последний родом был из южной знати, посвятившей себя войне в Испании; к тому же незадолго до 1087 г. он совершил паломничество в Иерусалим. Именно в Пюи, по всей вероятности, было принято решение начать крестовый поход. Папа со свитой снова отправился на юг, где встретился с графом Раймундом Тулузским, живущим тогда в Комта Венессин, на берегах Роны. Урбан II со свитой остановился в Клюни, где и был выработан порядок ведения похода. Наконец, осенью 1095 г. был созван Клермонский собор, который историки и хронисты считают отправной точкой крестоносного движения. Что бы там ни говорилось, первые заседания в Клермоне не вызвали никакого воодушевления; церковная терминология едва ли годилась для того, чтобы вызвать массовое воодушевление в народе.

Собор начался с рассмотрения различных проблем, стоявших перед Церковью. Интересный момент: путем голосования было принято решение даровать прощение грехов всем тем, кто предпримет поход в Святую Землю с благочестивыми целями. Немного позже папа объявил о своем намерении организовать вооруженную экспедицию в Палестину. Епископ Пюи взялся сопровождать войска, и Урбан II назначил его своим легатом. Несколько дней спустя посланники от Раймунда Сен-Жилльского сообщили о согласии своего господина присоединиться к ним. План, разработанный Урбаном, выглядел довольно скромным: он предполагал простое выступление маленькой армии рыцарей, которыми руководили бы Адемар Монтейский и Раймунд Сен-Жилльский. Он не рассчитывал на огромный подъем воодушевления, которое после несколько невыразительного начала похода охватит всю Западную Европу и значительно отодвинет сроки выполнения задачи.

Слова Deus lo volt! (Так хочет Бог!), выкрикнутые в Клермоне горсткой верующих, моментально стали известны по всей стране. Вскоре их стали повторять множество народных проповедников, таких как Петр Отшельник. В это время папа прилагал все усилия для подготовки провансальской экспедиции. Он назначил место и дату сбора войск — Пюи, 15 августа 1096 г. В поход могли отправиться лишь те, кто был в состоянии носить оружие, так как армия не нуждалась ни в женщинах, ни в стариках, ни в слишком молодых воинах. Монахи могли отправиться в поход лишь с позволения своего настоятеля, а миряне, прежде чем дать обет крестоносца, должны были просить совета у опытных духовных лиц. Но данный обет нельзя было взять назад, а отступничество каралось отлучением от церкви.

Это суровое обязательство компенсировалось тщательно разработанной правовой системой, носившей церковный характер (безусловно, сказывалось влияние Клюни) — крестоносцы обладали как духовными преимуществами (им было даровано прощение грехов), так и материальными: пока они будут отсутствовать, их имущество перейдет в руки Церкви (в данном случае в лице местного епископа), если бы кто-то попытался его присвоить, его бы отлучили; было запрещено привлекать их к суду; и на время своего отсутствия они должны были получить безоговорочную отсрочку всех своих долгов.

Благодаря множеству мер предосторожности провансальская армия, но только она одна, должна была состоять из крестоносцев, набранных в соответствии с пожеланиями папы; между тем на Восток уже двигались неуправляемые войска: банды Вальтера Неимущего достигли Константинополя в середине июля, вскоре к ним присоединилось ополчение Петра Отшельника, вышедшее из Кельна приблизительно в Пасху и состоящее из простолюдинов, пеших воинов, бродяг и преступников, которым Петр Отшельник отпустил их грехи: «Упомянутый Петр первым подошел к Константинополю третьего числа в августовские календы, вместе с ним подошло большинство германцев. Среди них были лангобарды и множество других. Василевс приказал снабдить их продовольствием по мере возможности города и сказал им: не переходите Рукав до прихода основной армии, ибо вас недостаточно, чтобы сразиться с турками. Но христиане повели себя недостойно — они разрушали и сжигали дворцы в городе, снимали свинец, которым были покрыты церкви, и продавали его грекам, так что император, разгневавшись, приказал переправить их через Босфор» (Аноним).

Оказавшись в Анатолии, эти странные паломники продолжили опустошать все вокруг. Вскоре разрозненные банды разделились на группы, говорящие на одном языке. Никейские турки быстро справились с действующими безо всякой согласованности войсками: в первую очередь были захвачены врасплох и разбиты лангобарды (т. е. южные итальянцы). Франки, пришедшие им на помощь, попали в засаду; обеспокоенная Анна Комнина сообщает, что «повсюду лежали трупы убитых воинов. Когда их собрали, это была не куча, не курган, и даже не холм, но гора огромной высоты, так велико было нагромождение тел». Что касается германцев, они тоже поняли, что воевать с турками было куда трудней, чем грабить их. Они укрылись в одной крепости. «Турки тотчас же осадили ее и лишили воды. И наши так мучились от жажды, что вскрывали жилы лошадей и ослов, чтобы напиться их крови; другие бросали пояса и одежду в отхожие места и высасывали из них влагу; некоторые мочились в руки товарищей и затем пили; были и такие, кто рыл сырую землю, так сильно их терзала жажда». Многие сдались и приняли ислам. «Все те, кто отказались отречься от Господа, были убиты; одних, захваченных живыми, отделили друг от друга, словно овец, другие стали мишенями для турок, третьи были проданы или раздарены, словно животные. Одни увели свою добычу домой, другие в Хорасан, в Антиохию, в Алеппо, туда, где они жили» (Аноним).