Групповая гонка. Записки генерала КГБ - Валерий Сысоев Страница 9

Наиболее сложно, как ни странно, у меня складывались отношения с Александром Кузнецовым из Питера. По характеру, несмотря на молодость, он всегда был очень себе на уме, и иногда это становилось просто невыносимым. Помню, мы проводили гонку на 23-м километре Минского шоссе, Кузнецов тогда только начинал карьеру — работал на базе питерского «Локомотива» и тренировал Галину Цареву, ставшую впоследствии его женой. Не помню уже темы разговора, но помню, что Александр Анатольевич стал как-то безапелляционно навязывать нам свое мнение, не считаясь ни с кем вокруг, чем довел всех до белого каления. Я взял с обочины оставленную кем-то лопату, отвел Кузнецова в сторонку и сказал:

— Сейчас вот этой самой лопатой я выкопаю здесь яму и тебя в ней закопаю, понял?

Как ни странно с того самого дня отношения между нами пошли на лад. Дружим до сих пор, я с удовольствием бываю у Кузнецова в гостях.

Правда, характер у Александра Анатольевича остался прежним. Когда к руководству российской федерацией велоспорта пришел Игорь Макаров, его отношения с Кузнецовым тоже начались с грандиозного конфликта. Мне стоило немалых сил объяснить тогда Игорю, что тренера такого класса нужно воспринимать таким, как он есть. Потому что главная задача у него в жизни одна — работать на отечественный велоспорт. Ничто другое его просто не интересует.

Кузнецова в ранние годы его тренерской карьеры не всегда принимала тренерская велосипедная плеяда — слишком был колюч и не упускал случая сообщить коллегам о том, что все они неправильно, а главное — недостаточно работают. Главным оппонентом Кузнецова был недавно ушедший из жизни Владимир Петров из тогдашнего Куйбышева — глава армейского велосипедного центра. Петров никак не мог своими спортсменами обыграть кузнецовских и постоянно бурчал: «У него что-то не так. Что-то он наверняка химичит в своей Военно-медицинской академии». А ведь сам был великим!

При этом Петров прекрасно знал, да и не только он, что спортсменов Кузнецова ни разу в жизни ни в чем не уличили. Просто он работал по уникальной методике, подразумевавшей очень большой объем работы прежде всего. И умение убедить.

Многие кузнецовские спортсмены просто не выдерживали подобных нагрузок, уходили. Зато те, кто оставался, становились великими.

Но я забегаю вперед.

* * *

Когда Павлов пришел в Спорткомитет, он привел с собой большой отряд из ЦК комсомола. Там было немало бывших известных спортсменов, например, гимнаст Юра Титов — олимпийский чемпион Мельбурна в командном первенстве. Павлову каким-то непостижимым образом удавалось находить очень профессиональный баланс: он с первого взгляда видел в людях их потенциал и давал им возможность его реализовать, пусть даже путем проб и ошибок. При этом на «хозяйственные» должности Сергей Павлович брал людей из других сфер и тоже почти никогда не ошибался с выбором. Это было удивительно: когда тебя вот так внезапно политически «опустили», как считалось по тем временам, и бросили из ЦК на спорт.

Интересно, что когда много лет спустя точно так же — партийным решением высшего руководства страны на должность председателя Спорткомитета пришел Марат Грамов, он, говорят, выйдя из кабинета Юрия Андропова, от которого узнал о назначении, в сердцах бросил: «Знать бы еще, кто порекомендовал направить меня разгребать это дерьмо?»

Павлов же нашел в спорте себя. Причем — стремительно.

Величайшей его заслугой стало, на мой взгляд, то, что он сумел из абсолютной «местечковости» спорта, своего рода символом которой был застиранный тренировочный костюм с вытянутыми коленками и ракеткой под мышкой, сделать социальное явление, достойное той страны и того общества, в котором мы жили. В спорт пришли представители мира искусств, литературы, космонавтики. В нем появились Александра Пахмутова, Николай Добронравов, Элина Быстрицкая, Алексей Леонов, Юрий Гагарин. Именно Павлов выстроил эту горизонталь, дал понять обществу, что спорт — это не просто голы, очки и секунды.

Нам, работникам спорта того периода, Сергей Павлович дал понять, что мы такие же ценные для страны люди, как представители любой другой отрасли, любой другой профессии. Иначе говоря, он окружил спортивную профессию множеством сопутствующих «платформ», оперся на них — и лифт пошел вверх.

Круг друзей в республиках и областях первое время после назначения, да и потом тоже оставался у Павлова «комсомольским». Меня порой тоже спрашивали, куда бы я ни приезжал в командировку: «А в ЦК комсомола вы кем работали?» И не верили, когда я отвечал, что не имею и никогда не имел ни малейшего отношения к ЦК.

Оппонентов у Павлова тоже хватало. Хозяйство ему досталось сложное, положение — в связи с отсутствием каких-то выдающихся результатов — тоже, и надо было обладать незаурядным умом и талантом руководителя, чтобы сдвинуть всю эту махину с места и заставить работать. Меня всегда удивлял тот факт, что, не вписавшись в какой-то сегмент политической власти, Павлов никогда не выглядел перед своими бывшими коллегами по ЦК пораженцем. Напротив, сохранил и развил в себе все то могучее, что должно отличать настоящего мужика, лидера.

Конечно же, все это далось ему дорогой ценой. Думаю, что ранний уход Сергея Павловича из жизни — это тоже совокупность многих вещей и постоянно растущее число оппонентов.

Но тогда об этом никто не думал. К тому же Павлов очень быстро сумел найти общий язык со всеми выдающимися тренерами и спортсменами. Как это ему удалось? Наверное, весь секрет заключался в том, что при своей всепоглощающей любви к людям спорта, Сергей Павлович никогда не пытался мериться с ними авторитетом.

* * *

Что такое руководить уже состоявшимися в профессии тренерами, сам я понял достаточно быстро. У нас в отделе в особом авторитете был Бахвалов. Во-первых, Вадим раньше всех попал в судейский корпус Международной федерации. Во-вторых, он знал французский язык и представлялся нам очень большим интеллектуалом. Его никогда не интересовали какие-то дружеские попойки, держался он как бы особняком.

В шоссейном велоспорте тогда шла какая-то затянувшаяся черная полоса — результатов не было вообще. Капитонов, когда пришел в отдел, только-только сам слез с велосипеда, Толя Черепович тоже не имел большого опыта. На фоне общей публики в нашем отделе велосипедисты вообще выглядели несколько затюканными. На самом козырном месте сидел тогда Валентин Писеев со своей фигурнокатательной публикой, потом — борцы, боксеры, тяжелоатлеты, и у всех, в отличие от нас, были приличные результаты.

Однажды я собрал тренеров и объявил: завтра поедем на тренировку к Анатолию Тарасову. Большей легенды тогда в отечественном хоккее не было. К тому же Тарасов находился в фаворе, делал все, что считал нужным сам, ни перед кем не отчитываясь.

Мне казалось, что я придумал безумно интересный ход, и был страшно горд собой, тем более что договориться с Тарасовым о визите оказалось достаточно непростой задачей. И разумеется совершенно не ожидал того, что «мои» тренеры пойдут жаловаться на меня Ленцу: «Кого вы к нам в отдел привели? Где мы, а где — хоккей?» Ленц вызвал меня к себе и начал вразумлять: мол, все понимаю, но может быть, не стоит так резко?