Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945 - Иван Новохацкий Страница 9

Однажды мы принесли большого кота, поймали где-то в деревне. В первую же ночь разгорелась настоящая дикая схватка кота с крысами. В результате драки, которую мы с трудом разняли, кот получил такие травмы, что на следующий день сдох.

Иногда ночью мы просыпались от какой-то возни под своим одеялом. Нахальная крыса устраивалась возле тебя на отдых. Как-то в дивизионе появилась примитивная установка, с помощью которой резали дранку — небольшие плоские чурки, обычно сантиметров 25–30 толщиной. Из нее делали крышу над домами в селах, а мы — над своими постройками. Получалось что-то вроде деревянной черепицы. Мы решили облагородить свою землянку, обшили стены и потолок дранкой. А так как стены и потолок были из бревен, то после обивки под дранкой образовались пустоты. Ночью одни крысы лезут с одного конца под дранкой, а другие — с другого. Крысы встречались, но так как ни одна ни другая уступать не хотели, завязывалась очередная драка. Дежурный из пистолета делал один-два выстрела. Крысы разбегались, и на некоторое время устанавливалась тишина. Мы засыпали, но вскоре картина повторялась, так что ночью приходилось спать урывками.

Весной и летом 1942 года донимали комары. Лес, близость озера, болот благоприятствовали их размножению, и они нещадно нападали на нас, не давали покоя ни днем ни ночью. Только задремлешь, укрывшись с головой одеялом, комар с противным зудением где-то пробрался и делал свое дело. Приходилось на ночь надевать противогазовую маску без коробки. Мы были молоды и, конечно, устраивали всякие проделки. Только кто-либо задремал, как ему в гофрированную трубку подсыпали махорки или перца, а то и дымку пускали. Спросонья приходилось сдирать с головы противогазовую маску, зачастую с пучком волос.

Жизнь текла своим чередом. Иногда появлялись вражеские самолеты, сбрасывали бомбы, в основном на село и станцию. Мы были хорошо укрыты от наблюдения с воздуха густым сосновым лесом.

Для помывки в бане мы ходили пешком в Выползово. Однажды летом 1942 года наша колонна вошла в поселок и, приближаясь к центру, подтянулась, приняла воинский вид и запела песню «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой...». Молодые голоса энергично подхватили припев: «Пусть ярость благородная вскипает как волна, идет война народная, священная война». По другую сторону улицы были расположены деревянные бараки, в которых размещались пленные немцы. Услышав песню, многие из них подошли к проволочному забору, вслушиваясь в незнакомый и тревожный мотив ее. Когда строй вновь начал припев, он был подхвачен и девичьими голосами. На улице, перпендикулярной нашей, показался строй девушек, довольно большой, человек восемьдесят или сто. Услышав нашу песню, они с задором подхватили вместе с нами припев. Их строй повернул на ту улицу, по которой шли и мы. Песня мощно, звучала по притихшему поселку, в ней было столько ненависти к врагу и уверенности в нашей победе! Жители поселка выходили из своих домов и со слезами на глазах провожали наш строй. Пленные немцы от такой громкой мелодии начали прятаться за бараки. Никогда раньше и позже я не слышал такого эмоционального исполнения. Вскоре наши дороги разошлись. Мы ушли своим путем, а девушки своим. Это было какое-то учебное подразделение, в котором готовили специалистов для фронта (радистки, телефонистки и т. д.).

Меня назначили командиром взвода в Выползово, где располагался отдельный дивизион резерва офицеров-артиллеристов Северо-Западного фронта. Сюда прибывали офицеры из госпиталей, из училищ, из частей при их переформировании. Мне надо было проводить с ними занятия. Я добросовестно готовился к ним.

Но ситуация складывалась довольно нелепая. Как сейчас помню, в моем взводе был один полковник, несколько подполковников, майоры и капитаны. В основном все кадровые офицеры, участвовавшие в боях, а я был лейтенантом, к тому же с шестимесячным сроком обучения. Они понимали мое положение, и когда я их выводил на занятия по тактике за поселок, то они просили меня, чтобы я подежурил, а они подремлют под кустиками на солнышке. Я добросовестно это делал, следя за тем, чтобы внезапно не появилось начальство. Аналогичная картина была и в других взводах, располагавшихся неподалеку от моего взвода. Чему мы могли их научить, если сами имели примитивную подготовку?

В период прохождения службы в полку, а затем и в дивизионе резерва я постоянно «бомбардировал» своих начальников рапортами с просьбой отправить в действующую часть. Впрочем, я был не один такой. Ведь к осени 1942 года враг вышел к Волге в районе Сталинграда, подошел к Кавказу, блокировал Ленинград, да и на Северо-Западном фронте шли упорные бои. Хотя немцы здесь были отброшены от Москвы, они не оставляли надежды вновь начать наступление. Шли упорные оборонительные бои.

В ноябре 1942 года моя просьба была наконец удовлетворена. Я получил назначение в боевую часть — 37-й гвардейский артиллерийский полк РГК (Резерва Верховного главнокомандования).

На попутном транспорте добрался до фронта, благо он был недалеко от Едрова.

Глава 4.
Война в болоте: Северо-Западный фронт

Летом и осенью 1942 года Северо-Западный фронт вел тяжелые бои. Местность здесь была крайне неблагоприятной для ведения боевых действий — лесисто-болотистая.

Северо-Западный фронт образовался с начала войны из состава Прибалтийского военного округа. Он прикрывал направление на Ленинград с юго-запада и на Москву с северо-запада.

К моменту моего прибытия на передовую, то есть к декабрю 1942 года, фронт вел тяжелые бои на рубеже озеро Ильмень — город Хаем.

Между этими пунктами, примерно посредине, в нашу сторону вдавался большой выступ, в центре которого был город Демянск. Этот выступ назывался Демянский котел. В конце 1941 года сюда угодило шесть немецких дивизий. Но на самом деле котлом, то есть окружением, он был только в начале 1942 года. Затем гитлеровцам удалось прорвать коридор, он назывался Рамушевским, по названию села Рамушева, которое здесь было. Ширина коридора была в среднем 6–8 километров, но ликвидировать этот выступ войска Северо-Западного фронта так и не смогли.

Весь 1942 год и начало 1943-го здесь шли ожесточенные бои. Наши войска постоянно атаковали противника, а он уже приспособился к этим атакам, укрепил свои позиции, и мы не смогли продвинуться ни на шаг. Впечатление такое, что это была мясорубка, которая ежедневно перемалывала наши дивизии. Технику и в первую очередь наши танки применять было нельзя. Мы удивлялись и даже про себя возмущались тем, что атаки велись прямолинейно и практически в одном месте. И только после войны я уяснил, что это были атаки вынужденные, чтобы противник не смог снять с нашего направления хотя бы часть своих войск для переброски их на сталинградское направление или на Кавказ, где также шли ожесточенные бои.

Ценой огромных потерь фронту удалось эту задачу выполнить. Помимо обычных полевых войск здесь сражались морские бригады с Дальнего Востока. Помню колонны матросов в черных бушлатах и шинелях, немцы называли их «черная смерть». Проходило четыре-пять дней, и от полнокровной бригады оставалось несколько человек, которые на двух-трех санях уезжали в тыл. Дивизии за одну-две недели теряли до 80 процентов своего состава.